Жауме Кабре: Голоса Памано

Тарга натужно рассмеялся и сказал ни в какие игры я не играю; потом внезапно перестал смеяться, встал перед Ориолом и пробормотал надо еще немного подождать. Суматоха у входа в церковь. Люди Тарги вернулись, неся какой-то предмет, который поставили у ног Валенти. Это был радиопередатчик. Что ж, пробил час, прощай, дочь, прощайте, горы, хота-пять отправляется прямиком в ад. Тарга внимательно осмотрел аппарат; у него вырвался восхищенный свист. Один из его людей что-то доверительно шептал ему на ухо, и он согласно кивал, не переставая рассматривать кнопки и переключатели. Потом взял пистолет Ориола и так же внимательно осмотрел его.

— Это ведь модель, которую…

— Которую используют маки, — подтвердил Аркадио Гомес Пье.

Тарга встал перед Ориолом и заговорил тихим голосом, удивляясь своим собственным словам, казавшимся ему неправдоподобными: ты хотел убить меня, ведь это был ты, подлый убийца, ты, как трус, подкрался сзади; почему, если ты мой товарищ? Почему ты хотел выстрелить мне в затылок, если я дал тебе все? С каких пор ты ведешь игру против меня? В какие игры ты играешь? Кто ты?

Свет лампочки отражался в исступленных глазах Валенти и в немом алчном взоре Хасинто.

— Так ты сказал, что располагаешь сведениями о передвижении войск?

Валенти Тарга, совершенно выбитый из колеи столь немыслимым вероломством, взирал на учителя озадаченно и оторопело.

— Ты понимаешь, о чем я тебе толкую? — Он указал на рацию. — Ты видел, что мы нашли у тебя дома?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь. С какой стати мне тебя убивать?

Валенти Тарга взял пистолет маки, взвел курок и нацелил его на Ориола. Однако в тот момент, когда он уже готов был выстрелить, раздался удар о стену резко распахнувшейся двери и крик:

— Хватит! Нет! Не делай этого!

В церковь вбежала Элизенда. Она решительно преодолела три ступеньки, ведущие в пространство храма, и бросилась наперерез алькальду. Хасинто, обладавший, судя по всему, хорошими рефлексами, моментально отступил в тень и скрылся в исповедальне, а на лице Ориола прорезалась улыбка; он начал поворачивать голову, чтобы в последний раз взглянуть на свою возлюбленную, как раз в то мгновение, когда палец Тарги нажал на курок. Выстрел оглушительно прогремел под узкими сводами церкви и разорвался в голове у Ориола Фонтельеса, который застыл с улыбкой на лице, так и не успев подтвердить свое ошибочное мнение, что да, он действительно умирает по вине кофе с ликером… а ведь у него осталось столько недоделанных дел.

— Что ты сделал?

— Выполнил приказ.

— Но я тебе сказала, что…

— Слишком поздно.

Тарга протер платком рукоятку пистолета и презрительно бросил его возле тела. Когда я вошел, на церковном полу рядышком лежали учитель и убившее его оружие. Клянусь вам, я был на улице, курил папиросу и ничего не видел, так что вы не можете ни в чем меня обвинить.

— Разве я не сказала вам, что все обвинения утратили свою силу? — Тина вновь помахала перед его носом ксерокопией грантов на издание литературных, художественных и музыкальных произведений.

Когда колокол церкви Сант-Пере пробил половину часа, под ее сводами все еще эхом отдавался крик Элизенды и выстрел в голову Ориола. Далее события развивались стремительным образом, словно История спешила поскорее покончить с мелочами, не тратя на них слишком много времени. Выстрел Тарги словно послужил сигналом к дальнейшим действиям, поскольку вслед за ним со стороны Арбессе послышалась стрельба, и Тарга моментально отреагировал на нее, словно все еще работал на Кареге; вместе со своими людьми он выбежал из церкви, поняв, что партизаны атаковали мэрию с намерением схватить его. Несколько минут царила сумятица и неразбериха: маки проникли в здание мэрии, лейтенант Марко промчался по всем помещениям, яростно распахивая двери и говоря куда он делся, где эти долбаные волк и пять гиен; потом он начал кричать выходим отсюда, вон отсюда, они наверняка нас видели, это, скорее всего, ловушка, но выйти они уже не смогли, потому что взвод фалангистов встретил их градом выстрелов с улицы, и роли резко поменялись: теперь маки обороняли мэрию, а Фаланга атаковала ее.

Сидя на земле напротив алтаря, Элизенда Вилабру обняла Ориола, слегка приподняла безжизненное тело и прижала его продырявленную голову к груди, которая стала окрашиваться в алый цвет. Она взглянула на алтарь, потом вновь на Ориола, еще крепче обняла его и тяжело вздохнула, не в силах вымолвить ни слова. После долгих минут молчания, полагая, что пребывает в одиночестве, она сказала Ориол, я не хотела этого, Ориол, любовь моя, жизнь моя, душа моя… И вновь прижала его к груди. Не отрываясь, смотрела на его лицо, распахнутые глаза, на его холодный, остекленевший взгляд, вновь и вновь прижимая его к сердцу и думая отец, брат и возлюбленный, как много смертей в моей жизни, и к тому же эта — на моей совести. Клянусь, я возмещу тебе твою смерть. Бог мой, как же ты несправедлив, какое же ужасное наказание ты наложил на меня, меня, которая так верно служит Тебе и Твоей Церкви. Она вновь заключила Ориола в объятия и срывающимся голосом обратила к небу отчаянные слова: что ж, теперь, Бог, готовься…