Нелли Карпухина-Лабузная - Исповедь живодера и другие истории адвокатского бытия

Как снег на голову – внук! Поступил в академию, и стал проживать у дедов. С молодым котом внук молодой язык нашли сообща и мгновенно! Не дом, а бедлам: носятся, прыгают, в прятки играют.

А у старухи вроде как и морщинки прошли, целый день суетится на кухне, готовит, старается. Даже книгу заставила снять с антресолей о вкусной и здоровой пище.

Впрочем, внук прожил у стариков месяц или немного больше, да отпросился пожить в институтской общаге. Весело там, а для стариков версия, что учебников маловато, и учат они сообща, казалась правдоподобной. Ведь именно так учились они по одной книге на курс или группу.

Невестка по телефону поворчала, покапризничала, да ничего, обошлось. Внук заскочит раза два в месяц: пожрать, как он говорил, или перехватить у старика пару сотен на жизнь. Ничего, пенсия позволяла, да и что старику деньги солить? В радость себе совал внуку деньги, и больше, чем сотня. И оба, довольные жизнью донельзя, расставались в прихожей. Внук, обкормленный бабкой и снабжённый дедом деньгами, мчался в общагу, старик плёлся на кухню, где кот, довольно урча, объедался печёнкой.

Кот вырос громадным ярко-желтым сокровищем. Глаза его давно порыжели, но так и остались громадны, и зеленились в ночной темноте, что фары автомобиля. Он уже не лазал по шторам, не пачкал ковры, а стал пропадать, заставляя старуху скучать и мотаться по комнатам дня два или три в отчаянно нервном напряжении. Старик утешал: «да что ему будет? Подерётся, понапроказничает и придёт». Кот приходил, вернее, впрыгивал через окошко на кухне, и мчался к кормёжке, на ходу орал благим матом, дескать, бабка, корми! А та уж бежит, на ходу одевая халат, несется на кухню кормить сыночка страсть как любимой котом печёнкой. Нажрётся и ляжет у нее на коленях, сытно урча. И бабка со счастливым лицом гладит кота и смотрит на улицу, где ласковый дождь дребезжит подоконником.

Давным давно и не нами подмечено, что счастье долгим ни у кого не бывает. Почему так, не знает никто, наверно, так положено, не нам осуждать деяния Высших.

Старики как раз наигрались на сей раз в домино, и старик, привычно кряхтя, позвал Лорда (так на людях он звал Ваше великолепие): пора домой, старуха уж заждалась.

Почему Лорд не вскочил привччно на плечи хозяину, уже не узнать, но на сей раз кот решил опередить и бросился через дорогу в подъезд. Ровно на середине дороги сбивает его чёрный джип. Джип нёсся со скоростью, больше приличной для автобана, чем узкой дороги между дворами. Кот, подброшенный мощностью многократных сил лошадиных, перевернулся в воздухе несколько раз, и упал на асфальт, опять ровно по середине дороги. За эти секунды джип, сделавший круг около дома, вернулся, и высунувшийся из двери молодой красавец произнес: «я что, сбил кошака?» Затем, не дожидаясь ответа, джип снова проехал по дергавшемуся в конвульсиях тельцу кота. И умчался, взвизгнув на повороте тормозами.

Как старик дошёл до квартиры, он и не помнил. Как старухе сказал, тоже не помнил. Не помнил, и всё! Старуха слегла. Просто легла на кровать, отвернулась к узорам ковра, и молчала. Не ела и не пила. Лежала. Молчала. Внук прискакал, погладил старуху, вроде как она ожила. Внук заставил старуху попить молочка, за которым сбегал «пулемётом», потом сварил манную кашу, и ложки три бабушка проглотила. Внук произнес: «я сейчас», и куда то умчался. Пришёл часа через два, с ободранными кулаками и рваной курткой. Помялся у двери комнаты старика и произнёс: «дед, мне на учёбу пора, сессия, завтра экзамен, как сдам, я вернусь…», и дверь хлопнула, закрываясь.

Не обманул стариков, правда, вернулся, стал жить, стал жить, как положено. Старик внука прописал по квартире со словами: «мало ли что…» Внук понял и не ломался.

Старик сильно сдал, стал горбатиться, чего сроду не было. Старуха исхудала, держалась лишь тем, что внук в доме хозяйничал: пылесосил и прибирал, носился по аптекам и магазинам. Да разве молодого к кровати старухи привяжешь? То сессия у него, то девочки появились, то на концерты куда то спешит. Жизнь молодая бурлит, тем более что столица.

Прискочит: «баба, ты как?» и унесётся по молодёжным делам.

Между собой старики не говорили. И так то последние леть этак семь мало что говорили друг другу, наговорившись за больше чем пятьдесят лет, а сейчас старуха молчала. Обиделась, что не углядел? Обиделась! И не прощала. Лишь перед смертью сказала: «прости» и тихо вздохнула. Так и ушла, тихонько, как и жила.

Старик и внук возвращались из ветеранского отдела, куда старику было нужно зачем то. Под аркой, которая разделяла большой дом ровно наполовину, внук показал старику чёрный джип: «этот, что ли, дедуля?» Старик молча кивнул.