Ханс Хенни Янн - Часть вторая. Свидетельство Густава Аниаса Хорна (Книга вторая)

Его появление у меня сравнимо с новой надеждой, даруемой благодатным временем года… Под небом веют теплые ветры, и может начаться рост. Все впечатления, душевные и чувственные, опять гордятся своим плодородием, как лес весной. Происходит непостижимое умножение сущностей. Ср. характеристику Косаря как изначального божества природы в «Новом „Любекском танце смерти“»: Деревянный корабль, с. 261 (и коммент. на с. 303).

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 628.

Однажды утрам в постели лежал мужчина, белый как известь. Из-за этой смерти замок ускользнул из сознания мальчика. Видимо, в эпизоде с замком идет речь о родине (находящейся в потустороннем мире или в невозвратном прошлом) как некоем райском месте — но представления о таком рае окончательно разбиваются в момент первого соприкосновения человека со смертью. Эпизод восходит к «Запискам Мальте Лауридса Бригге» Райнера Марии Рильке ( Мальте, с. 19–20):

Было мне тогда лет двенадцать, никак не больше тринадцати. Отец взял меня с собою в Урнеклостер. Уж не знаю, зачем понадобилось ему наведаться к тестю. Они не виделись давно, с самой смерти моей матери, и отец не бывал в старом замке, куда лишь незадолго до того удалился от света старый граф Брае. Я никогда потом уж не видел удивительного дома, который по смерти деда перешел в чужие руки. Детское воображение не вверило его моей памяти цельной постройкой. Он весь раздробился во мне; там комната, там другая, а там отрывок коридора, но коридор этот не связывает двух комнат, но остается сам по себе, отдельным фрагментом. И так разъединено во мне все: залы, степенный спуск ступеней и другие, юркие вьющиеся лесенки, которые, как кровь по жилам, гонят тебя во тьме; башенные покои и повисающие над высотой галереи, нежданные террасы, на которые тебя швыряют вдруг маленькие дверцы, — все это до сих пор во мне и будет во мне всегда. Будто образ дома упал с безмерной высоты на дно моей души и там разбился.

С этого же образа начинается роман Янна «Угрино и Инграбания» ( Угрино и Инграбания, с. 31–33):

На дне моей души лежит особый мир; но он как будто разрушен и разбит, ибо упал с высоты. Я даже не помню последовательность помещений в крепостях и замках, которые имею в виду; они — как распавшиеся части целого. <���…>

Когда же ты это пережил? — терзал я себя. Я определенно знал, что еще маленьким мальчиком искал эту чуждую жизнь. Я помнил, как притягивали меня старые дома и церкви. Мне пришло в голову, что я в то время заглядывал в семейные склепы и бездонные колодцы, что смотрел на луну, пока все перед глазами не расплывалось; но ничто из того, что я видел, не было тем миром. — Когда, когда же он разбился во мне? — В момент твоего рождения, сказало что-то.

О влиянии Рильке на Янна см.: Угрино и Инграбания, с. 371, коммент. к с. 359.

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 628.

Они не стыдились себя и не роптали на судьбу. Они приветствовали жизнь, отвечая ей дикарским согласием. Речь идет о проблематике подлинной и неподлинной жизни, подлинной и неподлинной смерти. Этому посвящен роман Рильке «Записки Мальте Лауридса Бригге», к которому в романе Янна косвенно отсылает эпизод с «белым замком» (см. выше, с. 777, коммент. к с. 628).

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 629.

Грехи, которые я когда-то был готов совершить, но не совершил, а потом днями и неделями испытывал жгучее сожаление, что не сделал этого. Проблематика несовершенных грехов рассматривается в «Деревянном корабле», в главе «Одинокий человек» ( Деревянный корабль, с. 178–183).

Свидетельство II (наст. изд.), комм. к с. 629.

Убить многих, многих, многих… Я думал об этом. Брался судить кого-то и выносить смертный приговор посреди всей этой нашей убогости и беззащитности! Пацифист Янн в межвоенный период все-таки думая о том, что война, возможно, спасла бы мир от еще худшей антропологической и экологической катастрофы. В статье 1927 года «Алхимия современной драмы» он выразил эту мысль ( Угрино и Инграбания, с. 311):

Если бы удалось объединить такие силовые потоки <���потоки подлинной духовности, высказывания людей искусства. — Т. Б.>, добиться, чтобы они тысячекратно приносили плоды — всё новые отклики, — Европа была бы спасена. Но, увы, это невозможно. А потому на Востоке уже грохочет будущая катастрофа. Хочется надеяться, что она нагрянет скоро (прежде чем у нас какой-нибудь безумец найдет в химической лаборатории способ, как одной газовой гранатой убить все живое). Тогда Европа Духавсе-таки воскреснет — в телах бастардов.