Джанет Фитч - Белый олеандр

Разумеется, эта поклонница прислала на рецензию еще и целую стопку ужасающей по-э-зии. Она живет на ферме в Висконсине, в коммуне престарелых хиппи, и прядет шерсть. Как человек, любящий Секстон, мог произвести на свет такие беспросветно негодные вирши? «Я женщина-а, услышь мой рык». Вот и рычи, пожалуйста, все меньше сраму…

Однако она считает меня жертвой патриархального общества, своеобразной мученицей. И раз ее солидарность сопровождается подарками — власть народу! Свободу Хьюи! [13] Имеется в виду Хьюи Перси Ньютон — американский правозащитник. Свободу Ингрид Магнуссен!

И ни слова обо мне! Как ты, Астрид? Счастлива ли ты? Я скучаю… Словно уже годы прошли с тех пор, как она боялась меня потерять. Снова я в тени, и моя роль — восхищаться ее триумфами и смеяться вместе с ней над незадачливыми воздыхателями. Что-то вроде карманного зеркальца или приглашенных на съемки передачи зрителей. Я сейчас именно там, где она хочет меня видеть, — в стабильно несчастном состоянии с Марвел Турлок, пленница бирюзового дома, превращающаяся под давлением в художницу, с которой ей однажды, быть может, придет охота познакомиться. А мне хотелось, чтобы она увидела меня такой, как сейчас. Чтобы захотела меня узнать, поинтересовалась моими мыслями и чувствами, как тогда в тюрьме.

Я написала ей про другой способ существования, приложила рисунки Оливии на диване и Оливии, создающей магию из воздуха. Ты не единственная красавица в мире, мама! Есть еще полированный тик и алебастр, волнистое красное дерево и шелк. Есть мир удовольствия, а не только ярости и желания, как у тебя. Перед Оливией мир расступается и кланяется, а ты продираешься с топором сквозь колючие заросли.

Долгими летними днями Марвел заставляла гулять с детьми в парке, иногда забирая нас только перед ужином. Полагалось покупать им чипсы, помогать на горках, разнимать драки в песочнице и качать на качелях. В основном я сидела на краю песочницы с мамашами, которые игнорировали меня, каждая на свой лад: мексиканские юные мамочки, накрашенные истово, точно актеры театра кабуки, раздувались от важности, а белые, невзрачные, как блины, бабы курили и трепались про поломавшиеся машины, козлов-мужиков и негодных сыновей. Я рисовала, как они то склоняют друг к другу головы, то расходятся, словно плакальщицы у Креста Господня.

Как-то раз я учуяла в застоялом воздухе марихуану и оглянулась, ища источник запаха. У парковки группа подростков сидела на желтой машине с открытыми дверцами, из которой, разгоняя серость дня, неслась музыка. Эх, сейчас бы косячок!.. Хотелось вновь стать добродушной и сочувственной, а не ершистой и злобной. Так и подмывало дать Джастину по башке совочком, если он еще хоть раз заноет, что кто-то швырнул в него песком или столкнул с брусьев. Такой же несносный, как мамаша! Я напоминала себе, что ему всего четыре, но постепенно возраст перестал быть уважительной причиной.

Вытащила пришедшее утром письмо и развернула вырванный из блокнота листок. По крайней мере, она снова меня заметила…

Дорогая Астрид!

Дядюшки Эрни показалось мало? Ты привязываешься к презреннейшему созданию! Если у тебя сохранился хоть малейший намек на здравый смысл, БЕГИ от этой женщины, как от проказы!

Да, наш достойный порицания мир создан патриархальным строем: мир тюрем, Уолл-стрит и детских пособий, — но в заговоре не нужно участвовать! Господи, эта женщина — проститутка, что еще она должна говорить? «Борись за свои права»? Казалось бы, чернокожая должна постыдиться лизать ботинки хозяевам, заявлять, что это мир белых, и приспосабливаться. Если бы она была пособницей фашистов, ее обрили бы наголо и провели по улицам. Такие женщины — паразиты, они жиреют на несправедливости, как клещ на свинье. Естественно, с точки зрения клеща, этот мир — мир свиней.

Казалось бы, мой ребенок должен быть достаточно разумным, чтобы не покупаться на такие старые помои. Почитай «Женщину-евнух» Жермен Грир, еще что-нибудь… Даже в вашей трагически куцей местной библиотеке найдутся «Листья травы»!

Она прописывала книги, словно лекарства. Хорошая доза Уитмена вылечит, как касторка. По крайней мере, она обо мне вспомнила. Я снова существую!

Запах травки в гнетущем воздухе сводил с ума. Я с завистью смотрела на подростков вокруг желтой машины. Обычно я изо всех сил сторонилась таких, как они: нескладных и прыщавых, объединенных скабрезными шуточками и чувством собственного превосходства, господства в мире. Но Оливия бы не испугалась, она бы показала фокус. Она знала, чего они хотят, и могла это дать или не дать. Хватит ли у меня духа?