Антон Уткин - Тридевять земель

Николай Капитонович раздобыл для Михаила несколько журналов Сапожковского уездного земства за девятьсот одиннадцатый год, и Михаил прилежно читал отчёты о собраниях. Занятие, откровенно говоря, было скучное. Обсуждению подлежали хозяйственные вопросы, кредиты, сметы, отношения, входящие и исходящие, и термины, которыми была пересыпана запись заседаний, уже малопонятные для неспециалиста, только затемняли суть вопросов.

Несколько раз среди бравших слово на этих собраниях попадалась фамилия гласного Казнакова. То, что он говорил, ничем особенным не выделялось из общей картины, но одна фраза Михаилу запомнилась. "Земля есть никогда не умирающий человек". Фраза эта, сказанная по вполне определённому поводу, поразила его своей скрытой глубиной, и чем больше он над нею думал, тем больше могущества в ней открывал. Освобождённая от своего контекста, она имела значение сама по себе.

Помыкавшись ещё немного, Михаил махнул рукой на дальнейшие разыскания: мало ли по свету ходит легенд? В конце концов, на то они и легенды, чтобы связывать прошлое с настоящим, чтобы каждый из живущих имел свою долю в жизни, чтобы не преходило её достоинство. Чтобы можно было сказать: никогда не умирающий человек.

Строителей Вячеслав с Михаилом нашли в Муравлянке. Половина лета ушла на то, чтобы удалить из кирпича грибок, который в некоторых местах свисал со стен чёрными мшистыми космами. В конце июля поставили матицы, стропила и сейчас уже крыли жестью. Ваня Болотников познакомил с одним архитектором-реставратором, который уже имел опыт восстановления похожей усадьбы в Костромской области.

Хотя Вячеслав в самом начале эпопеи с озеленителями письменно уведомил своих иностранных сотрудников, что больше не сможет оплачивать их труд, один из них, а именно индиец Ракеш Найду оказался человеком, в котором страсть исследователя и творца превозмогала надежду на прибыли, сулимые его ремеслом. На свой страх и риск он продолжал работать, не особенно заботясь о вознаграждении.

В недолгом времени после того, как состоялась земельная сделка его работодателя, Найду нежданно-нагадано прислал решение проблемы, и в течение месяца с небольшим Вячеслав сводил находки Найду со своими собственными.

Патент на разработку он получил осенью, а уже в начале следующего года крупная корейская компания, производящая электронику, заинтересовалась его технологией. Как и предвидел много лет назад Вячеслав, производителям показалось разорительно припаивать модули DRAM стоимостью в один доллар к тридцатипятидолларовому чипу радиомодема.

Этот новый поворот своей судьбы Вячеслав принял с удовлетворением, хотя, конечно, в нём было больше удивления, чем чистой радости. Денег, которые заплатила корейская компания, при разумном употреблении достало бы Вячеславу и Наташе до конца жизни. Но он думал о них как о средстве, которое годилось бы только для какого-то нового применения. За последние двадцать лет он насмотрелся на пустоту и постиг ту истину, что пустоту надо заполнять. Если рациональное больше не имело силы, то надо было делать иррациональное: ведь наше знание о неизбежной собственной смерти не упраздняет нашей жизни и не прекращает наших дел. В сущности, это была несложная философия. Ведь в чём ином может найти себе применение воля человеческая, как не в том, чтобы заполнять пустоту, в которую был явлен первый из людей, – сопричастник солнца, повелитель полнолуния, – чтобы познавать то, что кажется ею, и это угодно Тому, кто даёт нам эту способность, Тому, кто дарует на это силы, кто ввергает в несчастья, чтобы потом возродить.

Быть может, впервые собственное желание Вячеслава и законодательное предписание власти непостижимым образом совпали. Когда он получал согласования на восстановление усадьбы в Рязанском Управлении культуры, чиновники взирали на него с изумлением, так как по совести никто из них не верил в осуществимость этого законодательства и не осудил бы Вячеслава за какой-нибудь изящный его обход.

Но теперь новенькая жесть, по которой бессильно каталось раскалённое солнце, веселила его душу. Сощурившись, он смотрел на белые комки солнца до боли в глазах, и когда зажмуривал их, комки на какое-то время становились чёрными. И бодрый перестук молотков вызвал в памяти строки, которых он никогда не знал, но которые существовали в мире независимо от чьей-то способности слагать их таким порядком: женщины наши гаснут, ботинки наши изношены, поэты наши расстреляны, знамена истлели… Стройтесь, батальоны мёртвых, играй поход, барабанщик… Здравствуй, чёрное солнце полуденной стороны!