Антон Уткин - Тридевять земель

Тёмно-оранжевый отблеск заката ложился на вершины гор. Иногда поднималась волна, и свет южных звёзд переливался под ветром, отчего созвездия казались драгоценными ожерельями, в беспорядке разбросанными на тёмном бархате. При небольшом ветерке ветви пальм тёрлись друг о друга, и получался такой звук, как будто под тяжестью чьего-то тела скрипел кожаный диван. В ветвях старого дуба отчаянно чихала сонька. С наступлением темноты от берегов в глубь залива устремлялись лодки, оснащённые яркими фонарями – светом их рыбаки приманивали осьминогов. Жёлтые фонари неслышно скользили по тихой хрустальной глади воды. Оживали невидимые церкви. Звуки колоколов и фонари лодок блуждали в заливе.

Как-то утром туман сплошь заволок Боку, так что не было даже видно крыш первой линии, и какой-то заблудившийся пароход в течение часа гудел обиженным басом, оповещая всех о своём затруднении.

К полудню туман рассеялся, и Вячеслав вышел за дом, на гору, поднялся до крохотной древней церквушки, от которой тропа крутыми зигзагами и дальше одолевала склон, оставляя по сторонам старые высохшие маслины и дубы, увитые горным хмелем. Вокруг каждого такого дерева стоял гул от работающих пчёл. Потом потянулся каменистый траверз, поросший ромашками и лавандой; с уступов его прибрежные жилища с красными черепичными крышами казались детскими игрушками, которые огибала коричневая кайма мелководья. Ещё выше розовые нежные крокусы точно передавали эстафету жизни каким-то другим цветам, названия которых Вячеслав не знал.

Наконец показалась красная черепица старинного пустого дома, потом открылись и остальные, расположенные на разных уровнях – одни заброшенные, с провалившимися крышами, сплошь увитые горным хмелем, другие ещё держались, вцепившись в склон и наглухо закрывшись ставнями от людского любопытства.

Следы жизнедеятельности были разбросаны повсюду, но сами люди не показывались, и возникало сомнение, а есть ли они вообще. Но кто-то, несомненно, здесь обитал: как-то вечером с прибрежной дороги Вячеслав видел на горе под колокольней жёлтый огонек – единственный на всё селение. Средь домов попадались гранатовые деревья, на ветвях которых висели круглые багровеющие шары, похожие на новогодние украшения, хурма, усыпанная весёлыми оранжевыми плодами, разлапистый инжир.

И вдруг над самой головой Вячеслава оглушительно ударил колокол. И от этого проявления жизни в мёртвом, брошенном месте стало жутко. Оправившись от неожиданности, Вячеслав поднял лицо в надежде увидеть того, кто управляет колоколом, но сверху больше не последовало ни звука, и только ослепительно улыбаясь, сияющее солнце, такое близкое, выглядывало из-за серого навершия колокольни. Вячеслав подошёл к церковному входу. Полинявшие деревянные двери выглядели так, как будто последний раз их отворяли много лет назад – когда-то в прошлом, ставшем уже преданием. Выше церковной площадки склон обвивали террасы, на которых серебрились маслиновые деревья.

По одной из них Вячеслав и перебрался собственно на улицу, искусно мощёную всё тем же тёсаным камнем. Горный Столив оказался каменным лабиринтом, упиравшимся то в приземистую часовню, то в искусно выложенную стену террасы.

В иных местах обрушившиеся стены грудами белых камней заваливали проход. Улица вывела к каменной стене, на которой была высечена надпись, почти не требовавшая перевода: "Gustjerna opctinska grajena u godinu 1877". В углублении, на том месте, где когда-то был богородичный образ, стояла помятая, покрытая давней копотью лампадка и лежали несколько засохших маслиновых ветвей.

Дорога вниз представляла собой ступени, местами высеченные прямо в породе, местами выложенные обработанным камнем. Слева по склону пластались гигантские каштаны, и роща эта тоже по-видимому была делом рук человеческих.

У самого начала подъёма расположилось небольшое кладбище с приземистой часовенкой. Одна из могил стояла открытой. Чёрная отполированная крышка чуть поодаль прислонилась к каменной ограде. На ней было высечено имя владельца и указаны годы жизни – Лука Лукович 1931– 20…

Была ещё короткая надпись, но Вячеслав не смог её перевести и понять. Он только понял, что Лука не вчера помыслил о смерти…

К вечеру острую вершину Ловчена властно закрыла тёмная туча, из-за хребта повалили плотные облака, и ветер расшвыривал их над заливом, как тюки мокрого хлопка. Между домами второй линии была видна стена виллы Лав. Стена освещалась фонарём, и чёрные тени пальмовых ветвей бахромой метались по жёлтому мрамору.