Элис Петерсон: Письма моей сестры

– В чем дело? – спрашивает он. Мой лепет его явно не убедил.

– Я хочу пойти домой и лечь. Я заболеваю.

Марк трогает мой лоб.

– У тебя все нормально. – Он берет меня за подбородок и заглядывает мне в глаза. – Я не хочу, чтобы ты уходила. Давай пойдем куда-нибудь вместе.

– Прости. – Я накрываю своей ладонью его руку и тут же убираю. Чмокаю его в щеку. – Молодец, Марк. Я горжусь тобой. – Я беру свою сумочку.

Он провожает меня до двери, сжимает мою руку.

– Почему ты все-таки уходишь? Скажи мне.

– Что? – переспрашиваю я, не в силах повернуться к нему лицом.

– Я пытаюсь сообразить, не сделал ли я чего-то за последние десять минут. Ну сказал что-нибудь не то.

– Ты ничего не сделал.

– Тогда останься.

– Я не могу. Пока, Марк. – Я еще раз целую его в щеку.

Иногда меня по ночам охватывает паника. Неужели я так и буду до конца жизни работать в моем бутике? Нет, хотя это не так плохо. Потом мои мысли обращаются к дому. Что, если у мамы произойдет рецидив или что-то случится с папой? Или с Беллс? Что, если я так и останусь старой девой? Мы все верим, что встретим кого-то; а если не встретим? Что, если я стану старой девой, покупающей своей кошке свежих креветок, потому что никогда не рожу детей и впаду в слабоумие? Во что я превращусь с годами? «Что я делаю, куда я иду?» – этот вопрос тихонько точит меня днем и кричит во мне по ночам. Впрочем, утром я успокаиваюсь. У мамы все в порядке. Папа счастлив. У Беллс все хорошо. У меня есть работа. У меня хорошие друзья. Я знаю, что я выбрала разумное направление. Я должна благодарить судьбу за многое.

Мы всегда хотим невозможного, правда? В шестилетнем возрасте я горячо молилась и просила, чтобы у меня были голубые глаза, как у папы. Я говорила ему, что у него глаза похожи своим цветом на морские волны. После школы я прибегала домой и гляделась в зеркало. Но мои глаза так и оставались зелеными. Цвета грязного пруда. Я не могла понять, почему господь не отзывался на мои молитвы.

Когда родилась Беллс, я молилась, чтобы она поправилась, и тогда мама вернется ко мне.

Я перестала ходить в церковь в пятнадцать лет, но молюсь до сих пор. Просто не говорю никому.

Марк стоит перед нашей дверью, держа свой велосипед за руль. Я не видела его две недели. Он присылал сообщения на мой мобильный, но я не звонила и не заходила к нему домой. После приезда Беллс мне все-таки пришлось связаться с ним. Я предложила ему пойти с нами в кино. Беллс останется на выходные и будет завтра вечером на вечеринке, которую Джонни с Эммой устраивают в честь Рождества. Она не простит мне, если не увидит Марка.

Его руки покрыты грязью, левая щека испачкана машинным маслом, волосы всклокочены еще сильнее прежнего.

– Ты упал? Кости целы? – спрашиваю я. Что он здесь делает? Ведь только два часа.

– Кажется, да. У меня слетела цепь. – Он морщится. – Прямо посреди улицы.

– Привет, Марк. – Беллс подскакивает к нему и хлопает по спине.

– Привет, Беллс! Как жизнь?

– У тебя есть машина, как у Сэма?

– Нет, – признается он, почти оправдываясь.

– Почему?

– Потому что нет. Ну как дела-то?

Они пожимают друг другу руки, и ее игрушка начинает вибрировать…

– Я мог бы догадаться! – хохочет Марк. Беллс наклоняется вперед и хлопает в ладоши.

– Зайди, – предлагаю я. Он прикрепляет велосипед замком к заборчику и входит в дом. Звонит его мобильный. После разговора он сообщает мне:

– Это была Джесс, она завтра приедет.

– Здорово, – отвечаю я.

Проклятье, черт возьми!

– Вот хорошо, мы познакомимся по-настоящему, – продолжаю я своим жутко фальшивым, жизнерадостным тоном.

– Это твоя девушка? – спрашивает Беллс.

Марк кивает.

– Вы поженитесь?

Он смотрит на меня, а я наигранно весело щебечу:

– Беллс, не будь такой любопытной.

Мы идем на кухню. На сушилке возле стиральной машины развешено мое нижнее белье. Марк стоит перед моими трусиками и бюстгальтерами. Там висит особенно симпатичное белье от «Маркс &Спенсер», которое видало лучшие дни. Мне хочется нажать на кнопку, чтобы они провалились в тартарары.

Я ставлю чайник. Беллс выкладывает на тарелку рулеты с инжиром.

– Закрой глаза, – приказывает она и что-то протягивает Марку. Он смотрит на меня, потом опять на Беллс.

– Давай, не бойся, это не жаба, – смеюсь я. – Впрочем, не знаю. Все возможно.