Элис Петерсон: Другая Элис

Alice Peterson

ANOTHER ALICE

© Гилярова И., перевод на русский язык, 2018

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2018

Я буду до конца жизни благодарна от всей души Роберту Кроссу — моя первая строчка никогда не была бы написана без него и его неколебимой веры в меня. А также я благодарна Мэри, супруге Роберта — спасибо! А еще Белле Поллен, побудившей меня копать глубже, рассказать людям, каково было мне бороться с болезнью старения.

Моей сестре Элен — спасибо тебе за то, что ты всегда была для меня самым добрым другом — лучшим другом.

Моим родителям — без их самоотверженной любви и поддержки меня бы уже не было на свете.

Моя история — это долгая и изнурительная борьба, в которой мне помогали многие люди. Самым важным уроком для меня было открытие, что больно не только мне — моя боль глубоко затронула и других. От всего сердца я хочу поблагодарить всю мою семью и всех моих друзей. Хочу, чтобы они поняли, насколько жизненно необходимой была для меня их поддержка, их любовь.

В начале лета 1997 года Джасмин, моя миниатюрная жесткошерстная такса, принесла двух восхитительных щенков, и я даже думать не могла о том, что их продадут. Я упрашивала маму оставить обоих.

— Уверена, мы подыщем им хороших хозяев, — сказала мама. — К нам приезжает наш большой друг Роберт Кросс с женой Мэри; кажется, они не прочь взглянуть на Бойси. Мы устроим чаепитие на лужайке и принесем туда щенков. Нечего в такую погоду дома сидеть! — И она протянула мне Бойси, чудесную девочку с золотистым окрасом.

— Роберт, это Элис. — Боже, теперь мне придется вести вежливую беседу, подумала я, пожимая ему руку.

— Здравствуй, дорогая, твоя мама рассказала мне про операцию. Как ты себя чувствуешь? — спросил он, глядя на мои белые гипсовые сапожки. У меня только что удалили плюсневые суставы в обеих стопах.

Я рассказала ему про ревматоидный артрит и недавнюю операцию. А дальше принялась рассказывать про мои занятия теннисом и почему-то не могла остановиться, все говорила и говорила…

— Тебе не приходило в голову изложить на бумаге все, что ты нам сейчас поведала? — был второй вопрос Роберта.

Тут вмешалась Мэри.

— Роберт прекрасно пишет «нервные записки». Когда он чем-то обеспокоен, я по всему дому нахожу маленькие бумажки, — засмеялась она. — Он говорит, что это его успокаивает и помогает ему основательно продумать терзающую его проблему.

— Думаю, тебе стоит попробовать. Я немножко разбираюсь в книжном деле, — проговорил Роберт. — Какое-то время я работал в этой сфере.

Неожиданно его совет мне понравился, сказать точнее, я просто пришла в восторг.

— Нужно ли мне записаться на творческие курсы, где учат писать? — спросила я.

— Можешь и записаться, но, на мой взгляд, лучше писать самой, так, чтобы тебя не сковывали правила. Пиши спонтанно, всем сердцем… Знаешь что? Напиши что-нибудь и пришли мне, — предложил Роберт, почувствовав мой интерес. — Я взгляну критическим взглядом. — Щенок был сразу забыт.

На чердаке отыскалась моя старенькая электронная пишущая машинка «Кэнон Старайт», и я стряхнула пыль, набившуюся между клавишами. Вежливые сообщения, вспыхивающие на экране, и назойливое пиканье вызвали в памяти Бристольский университет и мое корпение над нескончаемыми эссе. У меня появилось желание поведать о том времени, и я лихорадочно застучала по клавиатуре. Во мне что-то ожило. Я показала написанное Роберту, он одобрил и велел продолжать. Мы стали регулярно встречаться. Так началась наша дружба — особенная, необычная.

Я писала о своей болезни, и поначалу это невероятным образом врачевало меня. Я воплощала в слова мои гнев, страх, боль, горе — и взамен получала свободу и облегчение. Я переносила на бумагу всю сумятицу своих мыслей, но только когда научилась сопоставлять события, ко мне пришло осознание собственных чувств.

Чем больше я писала, тем больше могла объективно смотреть на вещи и понимать, почему от меня отворачивались друзья, как работал мой разум и что помогало мне держаться, не падать духом. Теперь я будто со стороны наблюдала происходящее и бесстрастно его созерцала.

Когда у меня обнаружили ревматоидный артрит, этот диагноз показался мне страшным приговором, хуже которого ничего уже нет. Я пожалела, что играла в теннис — тогда бы мне не было что терять. Я хотела стереть теннис из памяти, сказать себе, что этих дней никогда в моей жизни не было. Но теперь я стала вспоминать соревнования, в сознании всплывали не только восторг и удовольствие, какие я испытывала на корте, но и моя бульдожья решимость. Я всегда стремилась выигрывать, второе место меня не устраивало. Ко мне пришло понимание, что мой теннисный опыт бесценен, ибо я научилась тогда направлять решимость, энергию и упорство, которые я обретала на корте, в битву с болезнью. Я не сдавалась — теннис выработал во мне боевой дух. Пожалуй, это стало моим спасением…