Элис Петерсон: Другая Элис

— У меня нет никакого, — неловко пробормотала я.

— Я играю на международном уровне, у меня тренер из Швеции, — с гордостью сообщила она. Я посмотрела на край корта и увидела ее белокурого тренера, он улыбался нам. Я выиграла жребий и выбрала прием подачи. Она сунула мяч в свои теннисные панталоны, украшенные рюшем, и пошла к задней линии. Кто те люди, что сидят возле нашего корта? Там стояли в ряд пять стульев. Черноволосая леди, вероятно, мать Имоджен, удобно восседала в шезлонге. Рядом на складных стульях, похоже, сидели и дед с бабкой. А еще маленький мальчишка. Да она притащила сюда всю семью!

Имоджен выиграла первые три игры. Она сделала это легко, тогда как я носилась по корту, подхватывала мячи, а от моей бедной ракетки то и дело отваливались лохмотья краски.

Счет в первом сете был 6:1 в пользу Имоджен. Здешние корты были такие же, как школьные, но только это не имело значения — я проиграла бы в любом случае. Но я была уверена, что Имоджен послала последний мяч, ее сетбол [3] Счет, при котором игрок может выиграть одним ударом весь сет. , через сетку, а не над ней. Ее родственники поторопились зааплодировать, так что я не успела даже задать ей вопрос. Мама удалилась в клуб.

Во втором сете я выиграла первую игру. Хуже всего для меня было бы проиграть 6:1, 6:1. Но я выиграла и второй гейм, и третий. Что-то в моей игре сдвинулось к лучшему.

Мать Имоджен ходила взад-вперед за сеткой, давала дочери тренерские указания. Мой брейк-пойнт, я вела счет 4:1. Мяч переходил ко мне.

— Аут! Аут! — закричала я.

Тут раздался пронзительный визг. Я оглянулась. Мать Имоджен прилипла к сетке и выла, словно бешеный зверь в зоопарке. Что это с ней?

— Он был на поле, на поле. Ты должна переиграть. У тебя еще две подачи! Он упал внутри линии, — кричала она.

Подойдя ближе, я увидела ее кривые зубы и седые волосы.

Имоджен подошла к сетке.

— Мяч точно был в ауте, — воскликнула я, — он упал вон туда! — Я показала на то место, где ударился мяч, в футе от задней линии.

— Нет, не может быть, — протестовала Имоджен следом за матерью. Ее родственники дружно кивали, подтверждая ее слова. Ну прямо судейское жюри какое-то! Я поискала глазами маму. Где же она?

— Давайте переиграем, — неуверенно согласилась я, защищаясь от жестких глаз. Я посмотрела на далекое здание клуба. Вокруг бродили люди. Мне надо пожаловаться. На соседнем корте заплакала девочка и подбежала к рефери. Он разбирался с ней, так что мне ничего не оставалось, как продолжить игру. Потом я трижды ошиблась на второй подаче. У меня дрожал подбородок — я знала, что вот-вот заплачу.

Мать Имоджен оспаривала все мои претензии насчет задней линии. Я не знала, что делать. Почему никто вокруг не видит, что происходит?

Я проиграла. Моя соперница улыбалась и пожимала мне руку так, словно ничего не произошло. Ее мать тоже мне улыбалась.

Ее семейка уже складывала стулья. Если все соревнования по теннису такие, то мне еще многому надо учиться. Я побрела искать маму.

— Ах, не повезло нам, дочка, — посочувствовала мне мама еще до того, как я сообщила ей о своем проигрыше. Она сидела в клубе и пила крепкий кофе. — Я смотрела только первый сет, потом не выдержала и ушла, чтобы не нервничать. Какой у вас окончательный счет?

— Мам, в следующий раз ты должна смотреть до конца. Эта Имоджен жульничала, а ее мать настоящая ведьма.

Мама утешала меня, раскаивалась, говорила, как ей жалко, что она ушла и не видела мою игру, но такого больше не повторится.

— Впрочем, не нужно огорчаться, милая, ты еще можешь участвовать в соревнованиях «Плейт», — сказала она с улыбкой.

— В соревнованиях «Плейт»? — с надеждой переспросила я.

— Они устраиваются для проигравших. — Вот утешила так утешила! Я проигравшая, лузер. Я не отстояла свою правоту. Я позволила Имоджен и ее матери растоптать меня.

На следующее утро мы с мамой опять поехали в Алверсток. Теперь я была настроена гораздо более позитивно — я должна была выиграть хотя бы один матч. Нет, я не хотела по возвращении домой сообщить Элен, Эндрю, папе и Тому — особенно Тому, — что вылетела и из соревнований для лузеров. Вчера, когда я сказала Тому о своей неудаче, он принялся плясать по кухне и распевать: «Ты растяпа, ты растяпа».

Мой матч должен был начаться в одиннадцать. Уже была половина первого. Дождь лил и лил. Хоть бы он когда-нибудь перестал. Мы с мамой играли в крестики и нолики. В следующий раз я решила захватить с собой карты, тогда мы сыграем в дурака, этой игре меня научила Элен.