Роман Парисов - Стулик

– …ладно, хули долго п…еть, – затушила Фиса сигарету точёной ножкой на красной шпильке. – Пошли уже внутрь, друзья ждут. Слушай, а давай… посидим как-нибудь – я угощаю? А то здесь ни поговорить, ни… Телефоны свои оставишь?..

Конечно, кивнул я. У меня всё те же. (Что за странность. Зачем это ей со мною встречаться.)

– Не-ет уж!.. На тебе мой, – протянула мне бумажку гордо: – Я мужчинам первая не звоню!

…теперь ясен манёвр тебе, Рома?.. Чего ты, не размышляй особо долго над смыслом – всё равно звонить не будешь. Смотри лучше: с кем это уже целуется Фиса щёчкой? Кого это взглядом многозначительным одаривает мимоходом, про тебя и вовсе якобы позабыв… Да это же – Сту-у-улик!.. Ей-богу!! Знакомый прогиб, только глаза совсем другие – лисьи, да волосы золотые распущены – вместо хвоста. Да штукатуркой ещё всё личико затонировано. Ну куколка. (Мраморная.) Ёкнуло что?.. – Пожалуй. Тоска вдруг несусветная, за девочку обида: так обжечься той самой розой моей испанскою – любовью, значит… что вроде смотрит на меня почти – и не узнает никак!

(А рядом всё еврейчик вертится.)

Подойти, усмиряя сердце, да обнять скорей обеих – здоровое чувство юмора проявить:

– Вот тут-то они все и встретились!

Отдёрнула плечо Фиса. Глазищами сверкнув, прочь пошла – с полным отрицанием прошлого, значит.

А Светик чуть губки выпятила, на глазки выражение своё тяжёлое надела да лицо ко мне ровно на три четверти развернула. (В какой-то образ вошла.)

– Это же я – Р-р-р-раман!! – кричу ей на ухо радостно…

Кивает, в строгой вуальке отрешённости.

– Как ты, Светик?! – с надеждой перекрикиваю долбёжку…

Кивает, в строгой вуальке отрешённости.

– Давно всё уже было, правда?! – отчаянно пытаюсь найти отклик…

Кивает, в строгой вуальке отрешённости.

– А мама?! – проигрывая, не сдаюсь…

Кивает, в строгой вуальке отрешённости.

Боже, что с ней?! – и тут я понял: этот утомлённый глянцевый образ, эта застывшая восковая личина призваны как бы Светикову непостижимость оттенить. К иным, параллельным, мирам принадлежность, куда мне доступ заказан. Штукатурка! Не даёт она лицу шевелиться.

Ну и видение.

И ещё почувствовал я, как что-то багровое, невысказанное и очень важное толчками из-под сердца моего отходит в Светину сторону, и увидел, как она, от этого потока порозовев и подбоченясь, с удовольствием включила свой знаменитый оскальчик свалившимся откуда-то, накрывшим её друзьям и, целуясь с ними щёчкой, вобрала заодно игривым глазом мой последний импульс… И вспомнил я о превращениях энергии… и увидел явственно в возбуждённом Светином зрачке глумливый водоворотик – ту чёрную дыру, куда сливаются остатки моего чувства.

И наступил тогда в теле вакуум, и зазвенело в нём что-то важное очень, да запоздалое.

…и виноваты мы всегда, господи, если даже искренни мы, и разрушаем невольно храмы наши, и истекают кровью любови наши… И зреет завязь конца в самом сердце – не оттого ли, что средство превращаем в цель?….

– Welcome to my dream, – вдруг кто-то чётко прошептал мне на ухо, заглушив полностью и дискотеку, и внутренний мой голос.

Я, конечно, оглянулся.

Пухловатый еврейчик улыбался мне глубокими чувственными глазами. И подмигивал снизу вверх – инфернально.

– Я Федя, Федя Пиздерман, – доброжелательно пропел он мне на ухо и тут же снял очки, чтобы их обтереть. Отчего одутловатое интеллигентское лицо инфернальности лишилось, беспомощным сделалось и даже милым… – Так зовут меня друзья, – добавил он, вроде как оправдываясь.

Ага. А я ведь знал всегда, что в поворотный момент судьбы именно он это будет: Пиз-дер-р-р-ман… Знание о Пиздермане как об экзистенциальном антиподе залегало во мне, очевидно, на глубине подсознательной, там, в глухом отстойнике, на уровне детского страха, потому как всплывши вдруг на поверхность и отождествившись, обернулось оно неожиданной готовностью ко встрече с неведомым. (Ну, помните – Пиздерман?.. Непрошибаемый модельный продюсер, коллекционер, гроза рублёвских жён?..)

Да, был в этот момент я чуть раздавлен Светой, узрев разом и высшую точку, и конечный пункт моих кипений… Но мобилизовался весь, нашедшись сказать себе твёрдо: никакой рефлексии, все терзанья загоняем быстро в одно место!..

И не стало тут никого – ни Светика, ни Фисы… Вся тусовка улетучились вмиг – за полнейшей, вероятно, ненадобностью в следующем действии.

– Добро пожаловать в мой сон, – повторил новый персонаж, слегка картавя.