Сергей Жадан - Интернат

Утром просыпался и долго лежал, не двигаясь. Чтобы она ни в коем случае не поняла, что он уже проснулся, чтобы ни в коем случае не попыталась что-либо у него спросить, чтобы случайно не коснулась его, а он бы, в свою очередь, не коснулся её. Он вообще привык просыпаться и долго лежать, не двигаясь, вырывая таким образом у жизни дополнительные минуты покоя, когда ни с кем не нужно говорить, когда не приходится никого слушать. Вот как сейчас. Достаёт телефон, смотрит, который час, пока экран не погас, разглядывает бетонный пол. Ботинки стоят рядом со спальником — тяжёлые и большие, как гири. Семь часов утра, экран гаснет, снова становится темно, в темноте влажно пахнет дымом и вчерашним дождём его не просохшая за ночь зимняя куртка. В запахе мокрой одежды Паша улавливает также дух извёстки и битого кирпича, мёрзлой щебёнки и густой травы, из которой пришлось выбираться, и весь вчерашний день с его запахами, вспышками и голосами наваливается на него, встряхивает им, словно ночной трамвай последним пассажиром, и Паша поднимается на локте, вслушивается в темноту, трёт лицо онемевшей ладонью.

— Сколько можно спать? — слышит в темноте.

Снова достаёт телефон, включает фонарик, осматривается. Малой сидит на одеялах, словно Будда, спокойный и немного осоловелый от одиночества. Свитер с высоким горлом, натянутым до носа, тренировочные штаны, вязаные женские носки. Смертник в одиночной камере.

— А ты что не спишь? — Паша вылезает из спальника и чувствует, как по телу сразу же начинает подниматься холод. Во сне температура не чувствуется, но стоит только вылезти — и становится так холодно, будто подходишь к невидимой студёной воде.

— С тобой поспишь, — спокойно говорит малой. — Ты же сам с собой разговариваешь. Понятно, почему от тебя Марина ушла.

— Никто от меня не ушёл, — с несколько излишней резкостью отвечает на это Паша, роется в спальнике, находит очки, насаживает их на нос, поправляет мёртвыми пальцами. — Мы были не женаты, — добавляет на всякий случай.

— Ну понятно, — говорит малой с такой интонацией, что Пашу всего аж передёргивает.

— Холодно как, — говорит Паша, находит джинсы, пробует натянуть, путается в них ногами, балансирует. — Что хоть говорил? — спрашивает осторожно, чтоб и выпытать, но и чтобы малой не подумал, что ему уж так интересно.

— Что-то про собрание, — говорит малой.

— Какое собрание? — не понимает Паша.

— Родительское, — добавляет мальчик. — Да ладно, — не выдерживает, — Анну ты какую-то звал. Кто такая Анна? — спрашивает.

— Официантка.

— Хе-хе, — смеётся малой. — Значит, ты звал официантку. Ты когда в последний раз ел?

Когда я ел, спрашивает сам себя Паша, даже застывает на одной ноге, как журавль, стоит, думает. Затем молча натягивает джинсы, свитер, поднимает тяжёлую и мокрую, как непросохшая рыбачья сеть, куртку, тоже надевает. Когда я ел, повторяет сам с собой.

— Пошли, — говорит на это малой.

Поднимается, находит взрослые резиновые сапоги, из одного достаёт большой нож, из другого — фонарик, набрасывает на плечи зелёную куртку, первым выходит в коридор. Паша долго зашнуровывает ботинки, поспешно сворачивает спальник, выбегает за малым. Тот стоит в конце коридора, смотрит на Пашу с укором.

— Ботинки, — объясняет Паша.

— Угу, — говорит на это малой. — Воняют, я знаю.

Паша хочет ответить, но малой уже идёт впереди, поворачивает за угол, так что Паша решает просто не продолжать этот странный разговор.

Поднимаются на первый этаж. Малой оборачивается к Паше.

— Хочешь, сапёра покажу? — спрашивает.

— Какого сапёра? — не понимает Паша.

— Мёртвого, — коротко объясняет малой и идёт вперёд.

Поднимаются на второй, между этажами малой открывает окно, вылезает на подоконник. В открытое окно сразу врывается мокрый ветер, а за ним отдалённый звук взрывов и автоматных очередей, особенно тревожный в утреннем разреженном воздухе. Паша продолжает стоять — не понимает, где стреляют, откуда опасность, но малой успокаивающе протягивает ему руку.

— Давай, — говорит, — через спортзал всё равно не выйдем. Там Нина. Не пустит.

Паша решается и тоже встаёт на подоконник, оставляя за собой тяжёлые чёрные следы, похожие на канцелярские печати. Малой прямо с подоконника ступает на козырёк кровли, оттуда на мешки с песком, которыми обложен чёрный вход, потом спрыгивает вниз, в густой утренний туман. Паша прыгает следом. В тумане ярким зелёным сгустком вспыхивает куртка малого. За ней Паша и идёт.