Виктор Бычков - Вишенки

Видно, священник что-то прочитал, разглядел в обречённом взгляде женщины, понял её истинное состояние.

– Ночи у нас холодные, ты заметила, дочь моя? – разомкнул, наконец, уста батюшка.

– Да, – ответила Глаша, не до конца понимая, причём здесь холодные ночи.

– Я это к тому, – как будто священник понял немой вопрос женщины, – что тебе придётся пройти ещё вёрст шестьдесят, до Мяйяозера. Ты увидишь его по левую руку, сразу за наклонённой над дорогой сопкой Кахляяра, что нависает над путниками. Не спутаешь, другой такой нет на всем протяжении до Кеми. Так вот, обойдёшь сопку, дорога пойдёт и дальше на Кемь, а ты свернёшь с неё, пойдёшь по правому берегу озера. Учти, дева, там дороги нет, есть еле заметная тропка по скалистой гряде, увалу, что пересекает две протоки.

– Простите, батюшка, – перебила Глаша. – Я и не запомню всё, такие названия для меня трудные.

– А я и не заставляю запоминать. Сопку ты найдёшь по её виду, а не по имени. И свернёшь на правый берег озера. Что тут трудного?

– Ничего, простите, это я так поначалу испугалась трудных названий.

– Преодолеешь протоки, они называются Большая и Малая Шумихи, и углубишься в лес саженей на сто. Там, в лесу, среди скалистых сопок, найдёшь скит старца Афиногена. Тебе надо к нему дочь моя, поняла? Только он сможет помочь тебе.

– Это и есть Соловки, святой отец?

– Нет, дочка, к великому сожалению, их больше нет у православных. Монастыри соловецкие отняли у монахов, там сейчас поселился диавол, исчадие ада, антихристы, нечистая сила в человеческом обличии, прости, Господи, не ко времени произнесённое имя врагов церкви Твоей – Так это правда? Я до последнего не верила, батюшка, молила Господа, чтобы это оказалось только слухами, а оно вон как…

– Не только ты молилась, дочь моя. Все православные не вставали с колен, да видно, чем-то прогневили мы Господа нашего. За грехи наши наказание, кара Господня нам.

– Значит, дорога на Соловки мне закрыта, заказана? – то ли спросила, то ли утверждала Глаша, обречённо глядя на священника.

– Да, дочь моя. Так оно и есть. Но ты сходи, навести старца Афиногена, он как раз поселился там после монастыря соловецкого, когда его оттуда выселили, изгнали. Он поможет тебе.

Три дня отработала Глафира в церкви, убирала, помогала старушкам, что варили свечи на хозяйском дворе. Полтора фунта сухарей, три фунта вяленой рыбы и пара лаптей с онучами были платой за работу.

Тракт на Кемь и дальше на Кандалакшу представлял собой местами разбитую колеями, местами вымощенную гладким плоским камнем дорогу. Тропинка вдоль тракта петляла почти всегда посуху, периодически отсвечивая на солнце отполированным тысячами ног мелким булыжным камнем. Слева и справа редкие берёзки сменялись соснами, елями. Редкий, насквозь просвечивающий солнцем подлесок составляли рябина, можжевельник. Между ними приютились заросли черники, брусники. По земле, камням стлался ковёр зелёного мха с вкрапинами вереска, толокнянки.

Иногда нагоняли пустые обозы, что возвращались из Питера. Глафира попыталась, было, подъехать с обозом, и уже однажды села в телегу, как тут же её обнял молодой бородатый возница, полез к грудям, под юбку. Еле отбилась от похабника, спрыгнула, отбежала в сторону. И больше уже не появлялось желания ехать.

Но чаще всего попадались обозы, гружённые вяленой, солёной рыбой, свежей ягодой морошкой, брусникой, черникой, что шли в столицу. В такие моменты Глаша останавливалась и молча стояла, смиренно потупив взор с протянутой рукой. Не все возницы, что шли рядом с возами, подавали подаяние, но бывало, что и перепадал кусок чёрствого хлеба, а то и вяленую рыбу кинут.

Тогда благодарила, согнувшись в поклоне, и потом ещё долго провожала благодарным взглядом прошедший мимо обоз.

Попадались и одинокие странники, паломники, что возвращались обратно, так и не дойдя до заветной цели – на Соловки. Тогда она приставала к ним с расспросами, интересовалась дорогой, погодой.

А ночи и на самом деле стали холодными, зябкими, даром, что шла вторая половина июля. Тянуло сырым, пронизывающим ветром с запахом соли и ещё чего-то, неведомым раньше Глафирой. А днём было тепло, даже жарко, а то и душно от болотной сырости.

В дороге старалась не думать ни о себе, не об оставленных Вишенках. Шла, монотонно переставляя ноги, только любовалась раскинувшимися перед ней красотами.

И правда! Такого она никогда бы не увидела у себя дома. Там, в Вишенках, тоже красиво, она любит свою деревеньку, окрестности, речку Деснянку. Но та красота как будто ограниченная, урезанная обступившим густым лесом, в котором ты теряешься, не видишь, что дальше, за деревьями.