Виктор Бычков - Вишенки

Тропинку пересекал ручеёк, что вытекал из-под огромного валуна. И сразу же за поворотом открылась небольшая площадка с костром посредине. За костром в скале виден был вход в пещеру с дверью из связанных тонких палок. По бокам стояли заросли можжевельника, прямо над пещерой высилась огромная сосна.

На этой стороне костра спиной к Глаше сидел старец.

Женщина остановилась, не решаясь вспугнуть его своим неожиданным появлением.

– Проходи, чего встала? – долетел до неё далеко не старческий голос.

– Здравствуйте, – и замерла в нерешительности сбоку от старика. Он встал, повернулся к гостье.

Только сейчас она смогла рассмотреть его: высокий, чуть сутулый старец в рубище, седой как лунь, с блеклыми глазами, глубоко спрятанными за мохнатыми бровями.

– Проходи, садись, – пригласил старик. – Сейчас чай пить будем.

Сам направился в пещеру, отставив в сторону двери.

На костре висел закопченный старый чайник, кипел, попыхивая паром из носика. Женщина огляделась, приметила в углу площадки под можжевеловым кустом небольшой плоский камень, очень похожий на кем-то оставленный чурбан, прошла, села. Рядом лежал ещё такой же камень.

А солнце проникло и сюда, на площадку у пещеры, пригрело. Прижавшись спиной к скале, Глаша прикрыла глаза, отдыхала, прислушиваясь к себе, к мыслям, старалась понять, что чувствует она, добравшись до цели.

Оказывается, ощущает усталость. Да ещё захотелось сильно спать. Кажется, вот сейчас лечь на плоские камни и спать, спать, не просыпаясь. А проснуться уже в другой жизни, с другими ощущениями, с иными представлениями о себе.

И с этого места открывался удивительной красоты вид. Солнце осветило вершины сопок, растворилось в них, сделав сами горы, камень живыми, теплыми, ласковыми на вид. Леса на склонах и вершинах приобрели удивительной свежести зелёный цвет, на расстоянии сливающийся с небесной синевой, оттого так радующей глаз, бередящей душу, что захотелось остаться здесь навсегда.

– Рай, чисто рай! – шептала Глафира. – Стоило, воистину стоило только из-за него прийти сюда, увидеть божественную красоту, и можно умирать.

А что?! Может, и вправду отыскать вот такое же местечко где-нибудь в скалах и остаться? Так это же выход! И как это она до сих пор об этом не думала?

Тогда все проблемы будут решены сами собой, без её участия. А она знай себе собирай ягоды, грибы, думай о вечном, ходи вот в таком же, как старец, рубище, и никому и ничем не обязана. Живи, вдыхай в себя божественной чистоты и свежести воздух, любуйся благодатью, что лежит, раскинулась пред взором. И перед Господом будет чиста, что не покинула жизнь, не прервала, а, напротив, в молитвах приблизится к Богу, станет замаливать свои грехи уже совершённые и ещё только предполагаемые. За родных станет замаливать, за Ефимушку, сестричку Марфушку, Данилку, Волчковых дедушку и бабушку, за всю деревеньку Вишенки. А то им, занятым мирскими делами, всё как-то недосуг остановиться, снять грех с души, вспомнить Господа добрым словом. Вот так счастье-то будет!

Не заметила, как задремала. Очнулась, пришла в себя от покашливания старца. Рядом у ног стояли три небольших, мелких туеска с сушёными морошкой, черникой и голубикой. Тут же на соседнем камне сидел старик, молча отхлёбывал из закопченной кружки кипяток, периодически запуская руку в тот или иной туесок за ягодой, неспешно отправляя её в рот.

– Простите, батюшка, – извиняющее произнесла Глаша, не зная, что делать. – Вот, задремала. Простите, за-ради Христа.

– Бог простит, голуба. Ты пей чай, потом отдохнёшь. Я укажу тебе место в кельи, хорошо отдохнёшь.

Говорил не длинными фразами, а отрывисто, будто сначала думал, что сказать, и только потом произносил слова.

Женщина достала котомку, разложила у ног, принялась выкладывать кулёчки с сухарями, корочками хлеба, вяленую и солёную рыбу. Сохранился даже кусочек сахара. Она уже и не помнит, как он оказался в котомке.

– Угощайтесь, – предложила старцу, обведя рукой свои богатства.

Старик не заставил себя долго ждать, упрашивать. Взял кусочек сахара, подержал в руках, любуясь, положил в рот, долго гонял во рту, причмокивая.

– Спасибо, голуба, давненько я не сластил себя. Уважила старика, спасибо.

А она зарделась вся от похвалы, зарумянилась, засмущалась.

– Ой, что вы, что вы, батюшка, не стоит благодарить. Я и не помню, как у меня сахар оказался, откуда появился.

– Значит, Господь послал. Ну и слава Богу. А сухари назавтра оставлю. На сегодня хватит.