Виктор Бычков - Вишенки

Вошли в деревню большевики, а она пуста! Ни единой живой души! Только деревенский юродивый Федя Сымон месил ногами грязь на улице, приставал к солдатам, хватал за стремена, бежал рядом с конём, просил закурить. И всё!

– А где народ? – спрашивал его пожилой усатый командир.

– Дай закурить, скажу.

Подал юродивому кисет, тот отсыпал, не скупясь, хорошую горсть табаку себе в карман, не торопясь, обстоятельно скрутил папиросу.

– Где народ? – терял терпение командир. – Говори, курить-то тебе дали. Вон сколько отсыпал табачку. Знаешь, где все жители?

– Знаю, – сильно затянувшись, Федя двинул вдоль по улице.

– И где?

– А нету! – с застывшей на лице блаженной улыбкой отвечал Федя.

– Не-ту-ти!

– У-у, окаянный! – замахнулся командир плетью на Федю, но так и не смог ударить, пожалел. Что с него взять? Юродивый, он и есть юродивый.

Красноармейцы проверили избы: всё имущество, посуда на месте. Даже в печках стояли чугунки с обедом. Заглянули в амбары – пусто. Ещё часа три отряд находился в деревне, потом выдвинулся в лес, занялись его прочёсыванием. Вот там-то и были обнаружены жители взбунтовавшейся деревеньки.

Женщины, старики и дети вышли из леса и по образованному коридору ушли по домам. Мужики остались в лесу, заняли оборону.

Спешились, попытались с ходу взять их, не удалось. Оставив убитыми пятерых солдат, командир срочно отправил нарочного в район за подмогой, своим отрядом старался блокировать бунтарей, зажать их между болотом и старой лесопилкой.

Ефим собирался идти на луга за волами, как над Вишенками набатом загудело било: пожар! Опрометью выбежал на улицу, крутил головой в поисках дыма, но нет, над деревней стоял чистый весенний день. Люди бежали в сторону бывшего общинного дома, в котором теперь заседал местный Совет во главе с Кондратом-примаком и Никитой Семенихиным.

Данила, дед Прокоп тоже были на улице.

– Не знаешь, паря, к чему это? – старик присоединился к парням, направился вместе с ними к Совету.

Навстречу им попались два всадника, что в охлюпку пронеслись по улице и тут же скрылись в лесу по дороге в Борки.

– Так это ж Кондрат-примак и Никита Семенихин, – удивлённо воскликнул Данила. – И куда их понесло? Даже сёдла не накинули. Спешили, что ли?

На площади перед Советом уже собрались почти все жители деревни. Мужики и парни стояли отдельной группой, курили, женщины и девчата столпились у крыльца. Детвора носилась между ними, поднимая ненужный шум и пыль босыми ногами.

На крылечко вышли Никита Кондратов с мельником из Пустошки Павлом Большовым. У Павла за спиной была винтовка, на ремне висел подсумок с патронами.

– Гражданы! Земляки! – привыкший всю жизнь трудиться, Павел боялся говорить, потому как не умел, смущался, мял в руках шапку. – Я к вам за подмогой, Прохоров Сёмка направил, вот. Вы его добре знать должны.

– Знаем, знаем, – выкрикнул кто-то из толпы. – Моего деверя сродственник, как не знать. Чего он хочет? Об этом говори.

– Вот я и говорю, – ещё больше засмущался Павел. – Просит подсобить против солдат. Обложили они нас, как волков, у Данилова топила за панской лесопилкой.

– Погоди, дай я обскажу, – перебил Никита. – А то ты так и будешь тянуть кота за хвост. Мужики из Пустошки объединились, не дали продотряду зерно. Те призвали солдат, завязалась перестрелка, убили Володьку Лаптева, вы его должны знать. В отместку Сёмка Прохоров с мужиками положили троих служивых да коня пристрелили у них. Вот теперь отряд большой вошёл в Пустошку, окружил Семёна с его людьми в лесу, живыми не выпустят, грозятся кишки по сучьям на деревах развесить. Вот такие дела. Просит Семён помощи. Говорит, вместе и батьку бить легше, да и защитить себя надо от грабиловки большевистской. Наши советчики, вишь, как быстро смылись из деревни. Чует кошка, чьё сало съела. Даже эти, что амбар да склады охраняли, где-то пропали, второй день не видно.

– А я что говорил? – подался вперёд дед Прокоп. – Говорил я вам, что без кровушки православной не обойдутся новые властя. Так и получилось, по-моему.

– Не маши, дед, руками. Тут надо ружья брать да поспешать на помощь, – Иван Назаров, сорокалетний многодетный мужик, поднялся на крылечко. – Сёмка – мой кум, вы знаете. Не за понюшку табака гибнуть будут наши мужики. Надо помочь. Да и негоже, чтобы кто-то тут свои законы устанавливал, пригибал нас. Иль мы не православные, креста у нас нет?

– И крест у нас есть, и детей куча у тебя, – напали на Ивана женщины. – Ты подумал, кто ребятню твою подымать будет, как, не дай Бог, тебя, дурака, убьют? Настрогать-то ты настрогал их, а сейчас жену одну с ними оставить желаешь?