Виктор Бычков - Вишенки

– Хорошо! Благодать! – вытирал грязным рукавом слёзы и крестился. – Хорошо! Благодать!

А они выходили несколько раз во двор и под луной пытались сплясать «Барыню». Но всё заканчивалось очередным падением кого-то из них, и голос батюшки опять гремел в ночи:

– Пойдём, сын мой Макарушка, искать равновесие на дне бутылки! Там оно, там! Истинно говорю, там!

В такие минуты юродивый прятался за угол и, высунув язык, пытался пританцовывать, повторяя движения друзей, также как и они, падал на землю, смешно взбрыкивая ногами.

Макар Егорович не ошибся: к обеду, когда он вернулся в Вишенки, у дома Гриней увидел две подводы и четырёх милиционеров. На передней подводе сидел сын Степан, низко опустив голову.

– Вот и сам пришёл, а то искать, было, собирались, – довольно произнёс один из них, потирая руки. – Молодец, папаша. А то мы уже собирались разыскивать тебя, думали – сбежал.

Из дома выбежала Глаша, подошли Ефим, Данила с Марфой. Детишки Кольцовых замерли по ту сторону плетня, с интересом смотрели на незнакомцев.

– Вот, возьмите в дорогу, Макар Егорович, – Глаша сунула в руки Щербичу котомку. – Тут немного сухарей, шанежки, шматок сала да исподнее бельё с онучами.

– И от нас возьмите, не побрезгуйте, – Марфа сунула в руки Степана похожую котомку. – Та пускай папке твоему будет, а эта тебе, Стёпа.

Садиться в телегу не стал, снял шапку, шёл рядом, высоко неся голову, смотрел на земляков, прощался. Почти вся деревня Вишенки высыпала на улицу, стояли у плетней, молча смотрели, как уводили отца и сына Щербичей. Часть женщин и мужиков пошли следом, проводили за околицу и ещё долго стояли, махали руками вслед. Та же картина повторилась и в Борках, через которые пришлось идти процессии.

– Крепись, Егорыч! – Михаил Михайлович Лосев махал зажатой в руке палкой. – Не поминай лихом! Не переживайте, крепитесь! Нас с тобой не сломить!

Макар Егорович разглядел в толпе невестку, внучат, что прижались к мамке, рядом с ними стояла жена Лосева Вера с сыном Лёнькой.

И ещё кричали из толпы, прощались. Спасибо, конвой не вмешивался, не мешал. Так же, как и в Вишенках, вся толпа двинулась следом, проводили до гати. В Слободе долго, больше версты, бежал за обозом юродивый Емеля. Плакал, кидался землёй в конвой, плевал в их сторону.

Где-то под Питером, впрочем, теперь уже Ленинградом, вагон, в котором ехал Степан, прицепили к другому составу. А поезд, где находился Макар Егорович, повернул на север.

– На Соловки, – мгновенно разнеслось среди выселенцев. – Обратной дороги нет! На смертушку везут.

– Слава тебе, Господи! На Соловки! – тихо молился в углу вагона Макар Егорович Щербич, отпустивший к этому времени густую бороду и пышные усы. – Это знак, знак свыше, слава тебе, Господи!

– Отнять! Отнять всю землю! – ревела одна часть собрания. – Или пускай идут в колхоз, будут как все, нечего им наособицу жить.

Они будут для нас, как бельмо на глазу.

– Нет, сохранить! Оставить! – ревела другая часть.

Ефим молча сидел, не встревал в перепалку. Данила нервно курил, смачно сплёвывая на пол.

– Какой же кулак Данила Кольцов? – в который раз начинал Аким Козлов. – Детей, считай, девять душ да они с жёнкой? Ну? Что такое две десятины на такую семью? Вот я и предлагаю оставить Гриням и Кольцовым всё как есть – три десятины на две семьи. Они же родичи, поделятся друг с дружкой, раз не хотят в колхоз.

Никита Семенихин, который недавно вернулся в деревню после службы в Красной армии, а теперь был секретарём партийной ячейки в Вишенках, вёл собрание.

– Я согласен. Но у них очень хорошая земля: воткни оглоблю, телега вырастет. А колхозу достаются бросовые земли, даже целик в некоторых местах. Это как понимать?

– Так ещё их родители удобряли эту землю. Посчитай, каждую весну по сколько возов перегноя развозят по полям. Потому-то и землица благодарна, отдача есть. А если ты, кроме пепла табачного да птичьей какашки, на своём наделе больше ничего не ронял, оттого и урожай такой, – гнул свою линию Аким.

Его поддерживали все справные хозяева. Голытьба, что кинулась в колхоз, стояла на своём.

– Вот и пускай идут в колхоз, вместе, поровну всё будет, не обидно. А то они лучше, что ли? Из другого теста? Всем, так всем идти.

– А если я не хочу? – вмешивался Данила.

Его поддерживал Ефим.

– А если и я не хочу в колхоз, тогда что? Нас арестуют? Землю отберут? А как же тогда добровольность? Вот и получается, что вроде добровольно вступать в колхоз можно, а на самом деле принуждаете нас. Это ж неправильно.