Потом, уже проваливаясь, он еще успел последний раз обратиться к Кому-то: «Слышишь, Ты, я же просил — не сейчас, не сейчас!», а далее, ускользая в свое полное одиночество и изолированность, минуя их неумолчное, дружное колись, минуя протянутую к нему Ромину руку, отяжелевший и перекосившийся, успел выставить им перед носами средний палец, будто хотел на чем-то настоять. Второй и Третий расступились, а он — второй раз задень! — загремел всем телом, теперь на пачки газет, на их запыленную хрустящую желтушность, на все эти портреты, передовые статьи, юбилейные телеграммы и письма трудящихся.
Но на этот раз чернота, его поглотившая, оказалась по-своему выразительна. Его понесло в туннеле — куда-то вдаль от тающей оболочки мира, от повсеместного гула вешних вод, от нестерпимо-одуряющей горной весны, он попал в какие-то широкие войлочные рукава, так что столкновения тела с мягкими стенами ему совсем не доставляли боли, и наконец неведомые пневматические системы выстрелили его и, вылетев, как из воздушной пушки, он очутился где-то снаружи — в иных коридорах, с иным светом, где царила толчея каких-то бесчисленных просителей под запертыми кабинетными дверями, все они о чем-то безустанно переговаривались, но Пепа не мог разобрать ни слова за исключением того, что все желали попасть к Ыльку Ыльковичу . Далее ему удалось расслышать собственное имя, произнесенное мегафонным голосом диспетчера, и оно прозвучало как вызов.
Тут все прочие недовольно расступились, освобождая для него узенький проход — подталкиваемый сильными воздушными струями в спину и в зад, он, спотыкаясь, перевалил за порог аппаратной , где из глубины, от пульта, со всех сторон окруженное десятками включенных мониторов, на него глянуло желтовато-переменчивое мерцание, замкнутое в неуловимых и непрочных контурах человеческой фигуры. Артур Пепа начал усиленно тереть глаза, чтоб разглядеть хоть что-нибудь в этом излучении, но стало только хуже.
— Поздравляю с прибытием, — произнесла желтая фигура мужским голосом, за которым вдруг прорезался мажор и комсюк, общественно активный и вечно моложавый, с волосами на пробор и сбитым набекрень галстуком. — К сожалению, я так и не выкроил времени, чтобы как-нибудь вас всех навестить на Дзындзуле лично. Знаете, слишком много дел, предпраздничная атмосфера. И повсюду необходимо, знаете ли, успеть.
Он кивнул на мониторы, в каждом из которых что-то происходило — десятки и сотни фильмов, сюжетов, клипов, молниеносная смена операторских планов, дрожанье очертаний и диафрагм, вращение гримас и жестов.
— Вы Варцабыч? — умудрился догадаться Пепа.
— В частности, да. У меня слишком много имен, чтобы я успел тут огласить полный перечень. Да и зачем они вам? Надеюсь, немного попустило? Как, в общем, дышится?
Артур Пепа и вправду чувствовал непередаваемое облегчение, оставив всю свою тахикардию где-то там, в брошенной на пожелтевших газетных пачках телесной оболочке.
— Я должен выразить свое восхищение вашей супругой — гражданкой Вороныч, — продолжал хозяин. — Она попросила заступиться за вас — и я не могу ей отказать.
— О чем вы говорите? — возжелал ясности Пепа.
— О телефонной мобильной связи, — мерцающий хозяин снова кивнул в сторону мониторов, откуда клоунско-демонические голоса вмиг заверещали, как на заказ: «Спiлкуйся Вiлно — Живи Мобiльно!» [110] «Общайся свободно — живи мобильно» (укр.) — рекламный слоган компании спутниковой связи UMC.
А потом, изо всех мониторов разом, один другого перекривляя: «Спiлкуйся Вумно — Живи Бездумно! Спiлкуйся Гiдно — Живи Фригiдно! Спiлкуйся Стильно — Живи Дебiльно! Спiлкуйся Чемно — Живи Нiкчемно!» [111] «Гiдно» — достойно, «чемно» — вежливо (укр.).
, после чего вся эта мониторская кодла зашлась гадким хохотом и хохотала до тех пор, пока хозяин не взмахнул своим насыщенно-желтым лучом.
— К счастью, она имела при себе эту игрушку. Собственно, даже не свою, а бедного Карла-Йозефа. Возможно, надеялась, что он начнет звонить на свой собственный номер? Хотя в этих наших горах никогда и никуда не дозвонишься — это правда! Но с того света — отчего бы и нет? Как бы там ни было — хорошо, что она догадалась взять эту штуку с собой, а еще лучше — что сумела вызвать в памяти мой — я имею в виду Варцабыча Ылька Ыльковича — телефонный номер.
— Все это жуткая чушь, — фыркнул Пепа.
— Я бы так не сказал, — слегка обиженно возразил хозяин. — Когда так называемые правоохранители отвезли ее к себе на дознание, чтобы поскорее, как они это называют, расколоть по делу неудобного австрийского трупа, она еще ничего не знала об убийстве, как, собственно, и вы. Но она знала, что должна вас спасать — вас ударили автоматом в грудь, как последнего бандита, вы упали на снег — вот и все, что она видела, потом ее отвезли на так называемую дачу — бывшая психушка для женщин — где держали в закрытой холодной камере, и тут у нее нашлось время, чтобы как раз кстати вспомнить обо мне, она добрый час промучилась, вспоминая мой номер, а потом ее осенило, что Карл-Йозеф должен был этот номер сохранить в телефонной памяти, и он действительно сохранил — вот только не на W и не на V , а на B — как будто я Бартсабытш какой-нибудь… Да что там говорить — рассеянный крайне был человек этот Цумбруннен Карл-Йозеф!.. Хорошо еще, что он когда-то переписал ей свой личный телефонный код — вы ведь понимаете, отношения были достаточно интимными…
Читать дальше