Никола Скотт - Секрет моей матери

Кто-то еще прошелся взад-вперед, и наконец наступила тишина. Я напряженно прислушивалась. Возможно, Венетия тоже ушла, предоставив кому-то другому убирать на кухне, и я смогу покинуть укрытие, найти коробку с пирожными и поговорить с миссис Бакстер и отцом. Сегодня у нас в кондитерской были бисквитные рулеты , и я принесла пять самых пышных, с ароматом ванили, усыпанных терпкими рубиновыми ягодами малины. Я положила их в коробку. В конце долгого утомительного дня нет ничего лучше, чем золотистый улун миссис Бакстер и кусочек бисквитного рулета с кремом.

Моя черная сумка «Whistles» стояла на полу, а куртка, которую я уронила на маленькое кресло, когда зазвонил телефон, соскользнула на пол. По ковру рассыпалось несколько монет — маленькие островки беспорядка в кристально чистой комнате. Я поспешно опустилась на колени, чтобы собрать их, и уже намеревалась встать, как вдруг заметила под столом какой-то предмет. Это была сумочка моей мамы.

Некоторое время я смотрела на нее, а затем, боясь передумать, протянула руку и вытащила ее оттуда. Цвета графита, элегантно-прочная винтажная сумка «Hermès»; что ж, она была бы винтажной, даже если бы мама не приобрела ее в начале семидесятых. Она купила ее на свою первую премию, полученную за труд о современниках Джейн Остин, которые, по всей видимости, были гораздо более успешными, чем известная писательница, однако о них успели основательно забыть. Я провела пальцами по неровной кожаной поверхности. Я понятия не имела, почему эта сумка стоит здесь, однако, с другой стороны, где же ей еще быть? Мой отец до сих пор спал на правой стороне кровати. Рядом с ним по-прежнему лежали мамины подушка и одеяло, а под лампой — ее открытая книга. Венетия, несмотря на прохладное отношение к жизни вообще и ко множеству моих недостатков в частности, боготворила маму с таким обожанием, что, пожалуй, могла бы обернуть ее кабинет липкой пленкой, чтобы сохранить его для истории, поэтому на ведре по-прежнему висели мамины садовые перчатки, навеки принявшие форму ее рук, а под раковиной в ванной на втором этаже лежала книга «Расцвет мисс Джин Броди» [1] Роман Мюриэл Сары Спарк. ( Здесь и далее примеч. ред., если не указано иное. ) , набухшая от влаги; мы оставили мамино пальто на вешалке в прихожей, ее шампунь в дýше… Следовало бы написать мистеру Хэмишу Макгри гневное письмо.

Я поставила сумочку на стол. Если мы когда-нибудь решим разобрать мамины вещи, сумку «Hermès» наверняка заберет себе Венетия. Они с мамой разделяли любовь к простому элегантному шику; им обеим нравилось быть красивыми и обладать всеми этими чудесными мелочами, благодаря которым день становится ярче. Венетия знала, что подарить маме на день рождения, и той всегда нравились презенты младшей дочери. Наблюдая за тем, как мать разворачивает тщательно продуманный подарок отца и стильную коробку от моей сестры, я прилагала максимум усилий, чтобы не спрятать свой собственный, с трудом выбранный, выстраданный подарок, зная, что он совсем не такой красивый, как кашемировая шаль, которую купила маме Венетия.

Забавнее всего, что внешне я была гораздо больше похожа на мать, чем моя сестра. Мы обе были невысокими, с непокорными темными кудрями, чуть раскосыми, широко посаженными серыми глазами и маленьким носом. Однако повару-кондитеру положено носить огромные передники и сеточки для волос, его руки покрыты шрамами, а одежда пахнет глазурью и черникой, которой он начиняет пирог. Мама же всегда тщательно следила за своей одеждой: в юности у нее было не много денег… Несмотря на то что я всегда пыталась привести себя в порядок, возвращаясь домой из школы, и потом, когда приходила на обед по воскресеньям, мать обязательно замечала след от муки́ у меня на спине или распоротый шов на рукаве и хмурилась из-за моей неаккуратности.

Однако сумка «Hermès» оказалась редким исключением. Когда мы отправились ее покупать, Венетия по дороге уснула в коляске, поэтому именно я помогала маме раскладывать на столе сумки серого цвета (что практичнее светло-бежевого) с многочисленными отделениями, которые позволяли содержать вещи в порядке. Вскоре после этого Венетия начала ходить, говорить и проказничать, и к тому времени, когда мне исполнилось десять, а ей шесть, она безо всяких усилий завоевала любовь нашей мамы. А мать, которая всегда была так нетерпелива со мной и, казалось, вынуждена была тратить море энергии, пытаясь заставить меня расправить плечи и прекратить ныть, с готовностью распахнула объятия младшей дочери, делавшей все быстро, уверенно, без сомнений. Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, а затем — чтобы принять этот факт, и еще чуть-чуть, чтобы перестать соперничать со своей умной сестрой, когда та поступила в колледж, чтобы стать архитектором, а затем открыла собственную маленькую фирму к северу от Риджент-парка. А когда Джас, родившийся невероятно решительным, со стетоскопом в руках, оказался самым молодым хирургом в Лондоне и его окрестностях, я окончательно перестала конкурировать с братом и сестрой и решила довольствоваться скромной жизнью человека, который работает в маленькой кондитерской в Кенсингтоне. Перед ней был открыт весь мир, а что она выбрала? Профессию кондитера! Я не раз слышала, как мама говорила об этом отцу, и в конце концов перестала приносить на обед по воскресеньям пироги, пирожные и хлеб, решив, что все это будет только лишним напоминанием о моей заурядной профессии, совершенно не соответствовавшей ожиданиям матери.