Вирджиния Клео Эндрюс - Цветы на чердаке

Однако последние слова я произнесла без всякой уверенности. Мама не приходила к нам уже давно. Вряд ли она будет появляться чаще. Я наверняка сильно проголодаюсь.

– Твои волосы или неделя без еды, – повторила бабушка ровным, безразличным голосом.

– Вы не правы! – вспылил Крис, приближаясь к ней со стулом в поднятой руке. – Я застал Кэти врасплох. Мы не сделали ничего греховного и никогда ничего не делали. Это стечение обстоятельств, по которому ни о чем нельзя судить.

– Или твои волосы, или ни один из вас не будет есть в течение недели, – повторила она, глядя на меня и, как всегда, игнорируя Криса. – А если ты убежишь на чердак или спрячешься в ванной, то вы не получите пищи две недели или до тех пор, пока ты не выйдешь оттуда, остриженная наголо.

Затем она направила свой холодный, расчетливый взгляд на Кристофера.

– Думаю, что именно ты должен будешь исполнить это, – сказала она, изобразив на лице подобие улыбки, положила ножницы на тумбочку, повернулась и ушла.

Мы с Крисом в замешательстве посмотрели друг на друга.

Наконец Крис улыбнулся:

– Брось, Кэти, все это – форменный блеф. Мама может появиться с минуты на минуту. Мы скажем ей. Не будет никаких проблем. Я никогда не обрежу твои волосы. – Он поднялся и обнял меня. – Хорошо, что мы припрятали на чердаке коробку крекеров и фунт чеддера. Кроме того, у нас осталась сегодняшняя порция еды. Старая ведьма забыла про нее.

Мы редко съедали помногу. В этот день мы постарались есть еще меньше, на случай если бы мама не пришла. Мы сохранили часть нашего молока и апельсины. День закончился, а мама не появлялась. Всю ночь я вертелась с боку на бок, то засыпая, то просыпаясь. Засыпая, я видела ужасные кошмары: мы с Крисом бродили по темному, густому лесу, заблудившись в поисках Кори и Кэрри. Мы выкрикивали их имена, но ответа не было. В панике мы бежали все глубже и глубже, и тьма вокруг нас все сгущалась.

Неожиданно в темноте возник пряничный домик. Некоторые детали были сделаны из сыра, крыша – из печенья «Орион», а извивающаяся дорожка, ведущая к входной двери, была вымощена твердой рождественской карамелью. Сама дверь состояла из шоколада «Херши», а ограда – из мятных палочек и трубочек с мороженым семи видов. Я мысленно обратилась к Крису: «Это ловушка! Нам туда нельзя!»

Он ответил: «Мы должны зайти! Нам нужно спасти близнецов!»

Мы тихо пробрались внутрь и увидели подушки из плюшек, сочащиеся золотистым маслом, и диван из свежеиспеченного хлеба, тоже с маслом.

В кухне стояла ведьма – всем ведьмам ведьма! Нос клювом, выступающий подбородок, провалившийся беззубый рот, а на голове что-то вроде мочалки с торчащими во все стороны концами волокон.

Она держала близнецов за длинные золотистые волосы, готовясь засунуть их в горячую печь. Они уже были покрыты розовой и голубой глазурью, их тела, еще не поджарившиеся, начинали превращаться в пряник, а голубые глаза – в черные изюмины!

Я страшно закричала, потом еще и еще.

Ведьма повернулась и посмотрела на меня своими каменными серыми глазами, ее провалившийся рот, похожий на ножевую рану, широко открылся. Ведьма захохотала. Она продолжала хохотать, пока мы с Крисом стояли, не в силах пошевелиться от шока. Она откинула назад голову, и мы увидели в ее разверстом рту гланды, похожие на клыки, – и тут внезапно она начала с пугающей быстротой изменяться. Под нашими изумленными взглядами она превратилась из гусеницы в бабочку. Ужасное создание стало нашей матерью.

Мама! Шелковые пряди ее волос, спустившись до пола, заскользили в нашу сторону, как змеи. Тугие кольца, извиваясь, окутывали наши ноги, подбираясь к горлу, пытаясь задушить нас, не дать нам заговорить, чтобы мы не помешали ей получить наследство.

«Я люблю вас, люблю, люблю, люблю», – шептала она, не открывая рта.

Я проснулась, но Крис продолжал спать, и близнецы тоже.

Я чувствовала, что опять засыпаю, несмотря на отчаянные попытки не делать этого. Я все глубже и глубже утопала в дреме и в конце концов погрузилась обратно в свои кошмарные сны. Я бежала куда-то в темноту и, споткнувшись, упала в пруд, наполненный кровью. Кровь была теплой и пахла смолой, а странные, блестящие бриллиантовой чешуей рыбы с лебедиными головами и красными глазами щипали мне руки и ноги, так что они скоро онемели и одеревенели, а рыбы с лебедиными головами смеялись, смеялись, довольные тем, что я сдалась, не могу сопротивляться и вся в крови. «Смотри! Смотри! Смотри! – кричали они, и эхо тысячекратно повторяло их голоса. – Тебе отсюда не выбраться».