Вирджиния Клео Эндрюс - Цветы на чердаке

Он нахмурил брови, и я заговорила, чтобы он не успел что-нибудь возразить:

– Тебе не кажется иногда… странным, что она держит нас взаперти так долго? У нее масса денег, я просто уверена в этом. Это кольцо и браслеты, они совсем не поддельные, как она уверяет.

Сначала Крис попытался отодвинуться от меня, но, выслушав до конца все, что я сказала о его идеале и символе женского совершенства, он снова обнял меня и прижался ко мне щекой. Срывающимся от переполнявших его чувств голосом он произнес следующее:

– Иногда я перестаю быть тем неунывающим оптимистом, каким ты меня считаешь. Иногда меня охватывают точно такие же сомнения. Но я всегда мысленно возвращаюсь к тому дню, когда мы приехали сюда, и чувствую, что должен верить ей, как это делал папа. Помнишь, как он говорил: «Все странные вещи имеют причину. И все всегда происходит к лучшему». Поэтому я продолжаю верить. Я верю, что у нее есть серьезные основания не пытаться тайно увезти нас в какой-нибудь закрытый пансионат и держать нас здесь. Она знает, что делает, и, Кэти, если бы ты знала, как я ее люблю. Ничего не могу с собой поделать. Что бы она ни делала, я все равно буду любить ее.

«Он любит ее больше меня», – с горечью подумала я.

Регулярные посещения совсем прекратились. Однажды мама не приходила к нам целую неделю. Когда она наконец появилась, то сказала, что ее отцу стало намного хуже. Я была страшно рада.

– Он правда очень болен? – спросила я со слабым чувством вины в голосе.

Я знала, что нехорошо желать, чтобы он умер, но его смерть означала наше спасение.

– Да, – торжественно сказала мама, – ему намного хуже. Теперь это может произойти в любой день, Кэти, в любой день. Не поверите, как он страдает, как он мучается! Скоро он уйдет от нас, и вы будете свободны.

Неужели она считала, что я настолько зла, чтобы желать этому человеку смерти сию минуту? Боже упаси! Но с другой стороны, сколько можно сидеть под замком? Мы хотели наружу, к свету, и чувствовали себя очень одиноко без новых людей, отрезанные от остального человечества.

– Итак, это может произойти с минуты на минуту, – сказала она и ушла.

– «Не трясись, повозочка, вези меня домой», – замурлыкала я и принялась убирать кровати, ожидая новостей о том, что наш дедушка находится на пути в рай, если ему зачли его пожертвования, или в ад, если дьявола все-таки нельзя подкупить. – «Если будешь там раньше меня…»

В дверях снова появилась мама, вернее, ее усталое лицо.

– Он перенес кризис. На этот раз он выкарабкается.

Дверь закрылась, и мы остались наедине с рухнувшими надеждами.

В эту ночь, как и всегда, я укладывала близнецов, мама давно перестала это делать. Я целовала их и слушала их молитвы. Крис тоже помогал мне. В их больших грустных глазах без труда читалась любовь к нам. Когда они заснули, мы подошли к календарю, чтобы зачеркнуть еще один день. Снова наступил август. Исполнился ровно год нашего заключения.

Прошел еще год, почти так же, как и первый. Мама приходила все реже, но всегда приносила обещания, заставлявшие нас надеяться, что освобождение близко. Каждый день мы заканчивали, вычеркивая очередную клетку в календаре.

Теперь у нас было три календаря с большими красными крестами. Первый и третий – заполненные наполовину, второй – целиком, как будто залитые кровью. Умирающий дедушка, которому было уже шестьдесят восемь лет, не торопился испустить дух и все жил, и жил, и жил, пока мы сидели в заточении.

По четвергам слуги Фоксворт-холла уезжали в город, и тогда мы с Крисом тайком выбирались на черную крышу, чтобы впитывать в себя живительный свет солнца или дышать свежим воздухом под луной и звездами.

Хотя было высоко и опасно, мы чувствовали себя почти на воле, когда наша истосковавшаяся кожа ощущала на себе настоящий ветер.

Там, где два крыла дома встречались, образуя угол, мы были в безопасности, надежно скрытые трубой. Ни один человек не мог заметить нас с земли.

Поскольку гнев бабушки еще не материализовался и ничто не предвещало грозы, мы стали беззаботными. Мы не всегда скромно вели себя в ванной и не всегда были полностью одеты. Нелегко было проводить вместе день за днем и постоянно скрывать интимные места от противоположного пола.

Честно говоря, нам было безразлично, кто что видел.

Нам следовало обращать на это внимание.