Вирджиния Клео Эндрюс - Цветы на чердаке

Нам не хватало осторожности.

Мы должны были помнить о рубцах на спине мамы и никогда, никогда не забывать этой картины. Но тот день был слишком давно. Нам казалось, что с тех пор прошла целая вечность.

За последние годы я ни разу не видела себя обнаженной. Зеркало на дверце шкафчика с лекарствами было расположено слишком высоко, чтобы давать хороший обзор. Я никогда не видела других обнаженных женщин, даже на картинах. Старинные произведения искусства и мраморные статуи обычно скрывали детали. Поэтому, дождавшись момента, когда спальня была целиком в моем распоряжении, я разделась догола перед зеркалом и, приникнув к нему, стала восхищенно разглядывать свое тело. Гормоны произвели совершенно неправдоподобные изменения! Разумеется, я значительно похорошела с тех пор, как мы поселились здесь: лицо, волосы, ноги, не говоря уже о новых изгибах и выпуклостях. Я вертелась из стороны в сторону, не в силах оторвать глаз от своего отражения и делая балетные па.

Что-то заставило меня обернуться. Сзади, в тени гардеробной, стоял Крис, тихо спустившийся с чердака. Сколько времени он там стоял? Неужели он видел все глупые, неприличные позы, которые я принимала? «Господи, надеюсь, что нет», – подумала я.

Он замер, не двигаясь. Его глаза смотрели на меня странно, так, будто он ни разу не видел меня раздетой, а это на моей памяти случалось довольно часто. Наверное, когда с нами были близнецы, он не допускал нехороших мыслей и не смотрел на меня подолгу.

Его глаза медленно опустились вниз, задержавшись на груди, и потом так же медленно поднялись к моему лицу, покрасневшему от смущения.

Я стояла трепещущая и нерешительная, лихорадочно придумывая, что сделать, чтобы не выглядеть дурочкой-скромницей в глазах брата, который мог высмеять меня, если бы захотел. Он казался чужим и выглядел как-то старше. Я никогда не видела его таким. Одновременно в его взгляде было что-то беспомощное и ранимое, словно он умолял, чтобы я не прикрывалась и не лишала его того, что он так долго мечтал увидеть.

Время остановилось, пока он смотрел на меня из гардеробной, а я стояла в нерешительности перед зеркалом, которое, кроме всего прочего, демонстрировало ему вид сзади, также интересовавший его, судя по блеску в глазах.

– Крис, уйди, пожалуйста.

Он как будто не слышал.

Просто смотрел.

Я залилась краской с головы до ног, мой пульс бешено забился в каком-то сумасшедшем ритме, под мышками выступили крупные капли пота. Я чувствовала себя как ребенок, пойманный на каком-то мелком проступке и ужасно боящийся сурового наказания. Но тут я очнулась от оцепенения, а сердце застучало уже по-другому – испуганно, но одновременно и рассерженно. В конце концов, чего я боюсь? Это всего лишь Крис.

Я почувствовала стыд и обиду и потянулась за платьем, которое только что сняла. Я собиралась прикрыться им и попросить Криса уйти.

– Не надо, – сказал он, увидев, что я беру платье в руки.

– Ты не должен… – начала я неуверенно.

– Я знаю, что не должен, но ты такая красивая. Как будто я вижу тебя впервые. Когда ты успела так преобразиться? Я ведь все время был здесь, с тобой.

Что я могла ему ответить? Я только бросала на него умоляющие взгляды.

В этот момент позади меня в дверном замке повернулся ключ. Я поспешно стала натягивать платье, пока она не зашла. О боже, рукава куда-то подевались! Моя голова была полностью скрыта платьем, а остальная часть тела оставалась обнаженной. И она, наша бабушка, была здесь! Я не видела ее, но всей кожей ощущала ее присутствие.

В конце концов я нащупала проймы и быстро опустила платье, одернув подол. Но бабушка видела меня во всем моем обнаженном великолепии, я поняла это по ее поблескивающим камешкам-глазам. Она перевела их с меня на Кристофера и пронзила его уничтожающим взглядом. Он стоял как громом пораженный.

– Так! – прошипела она. – Я все-таки поймала вас. Я знала, что это рано или поздно произойдет.

Она заговорила первой. Все это напоминало один из моих кошмаров, когда мне снилось, что я стою голая перед лицом Бога и бабушки.

Крис вступил в поединок:

– Вы поймали нас? И что же мы делали? Ровным счетом ничего. Ничего!

Ничего…

Ничего…

Ничего…

Слово эхом отразилось от стен комнаты. Для бабушки, однако, это означало все.

– Грешники! – прошипела она, снова злобно посмотрев на меня. В ее взгляде не было ни тени жалости. – Ты думаешь, ты хорошенькая? Думаешь, эти недавно сформировавшиеся изгибы и выпуклости привлекательны? Тебе нравятся эти длинные, золотистые волосы, которые ты причесываешь и завиваешь?