Вирджиния Клео Эндрюс - Цветы на чердаке

Я продолжала критиковать эту бедную книжку вместе с бурей, бушевавшей за стеной. Погода и я неистовствовали в одном темпе.

– Ну почему они не написали как-то иначе? Неужели возможно, чтобы двое интеллигентных людей витали в облаках и не осознавали реальных событий, которые неминуемо ведут к несчастью? Никогда, никогда я не буду такой, как Лили, да и Реймонд тоже! Дураки идеалисты, которым не хватает здравого смысла просто взглянуть себе под ноги!

Кажется, мой брат был поражен, что книжка так задела меня, но затем он призадумался, глядя на струи дождя.

– Наверное, влюбленным и не положено глядеть на землю. Эта история символическая, а земля олицетворяет собой реальность, с ее несчастьями, случайными болезнями, смертью, убийствами и всяческими трагедиями. Влюбленным положено смотреть в небеса, там их прекрасным иллюзиям ничего не грозит.

Настроение у меня испортилось. Я взглянула на него хмуро и угрюмо.

– Когда я влюблюсь, то возведу гору до неба. И там мы, я и мой возлюбленный, будем наслаждаться обоими мирами, реальность будет прямо у нас под ногами, а иллюзии – в облаках у нас над головой. И пускай лиловая трава разрастается кругом, пусть поднимается до наших глаз.

Он рассмеялся, обнял меня и поцеловал легко и нежно, и глаза его светились нежностью и добротой в полумраке холодного чердака.

– О да, моя Кэти способна на это! Сохранить все иллюзии, танцевать в высокой лиловой траве, которая доходит тебе до глаз, носить одежды тоньше паутинки, сделанные из облаков! Уж она бы вертелась, летала и выделывала пируэты, пока ее неловкий и неуклюжий любовник топал за ней, тоже пытаясь танцевать.

Это была скользкая почва. Я поспешила туда, где твердо стояла на ногах:

– Но все-таки это прекрасная история, по-своему, конечно. Мне было так жаль Лили и Реймонда, они могли бы иначе устроить свою жизнь. Когда Лили сказала Реймонду всю правду, как ее фактически изнасиловал этот ужасный человек, он не должен был обвинять ее в том, что она соблазнила его. Никто в здравом уме не захочет соблазнять человека, у которого восемь детей.

– Ох, Кэти, иногда ты уже хватаешь через край.

Его голос звучал глубже, чем обычно, когда он сказал это. Его мягкий взгляд медленно скользнул по моему лицу, задержавшись на губах, затем опустился на грудь, на ноги, обтянутые белым трико. Поверх трико на мне была надета короткая шерстяная юбочка и вязаная кофта. Затем его глаза снова устремились вверх, встретившись с моим удивленным взглядом. Он вспыхнул, заметив, что я тоже не спускаю с него глаз, и отвернулся в сторону, уже второй раз за сегодня. Я лежала достаточно близко, чтобы услышать, как стучит его сердце – быстро, быстрее, быстрее, и вдруг мое сердце словно поймало этот ритм и застучало в такт с ним, как обычно стучат сердца: тук-тук, тук-тук. Он быстро взглянул на меня. Наши глаза встретились и замерли. Крис нервно засмеялся, стараясь показать, что все это несерьезно.

– Первый раз ты была права, Кэти! Лишь безумные люди могут умирать от любви. Ставлю сто против одного, что этот романтический и наркотический любовный коктейль состряпала женщина!

Всего минуту назад я негодовала на автора за несчастный конец, но сейчас я рванулась на его защиту.

– Т. Т. Эллис – это вполне может быть и мужчина! Хотя я сомневаюсь, что в девятнадцатом веке женщина-автор могла опубликовать свое произведение иначе как скрывшись за инициалами или мужским именем. И почему это мужчины вечно считают, что женщина только и способна, что писать сентиментальные романы и слезливые истории и не способна создать ничего путного? Разве не бывает и у мужчин романтических настроений? Разве не мечтают мужчины об идеальной любви? А мне показалось, что Реймонд еще больше сюсюкал, чем Лили.

– Не спрашивай меня о мужчинах, – с неожиданной горечью взорвался Крис и продолжил с упреком: – Разве, живя здесь, наверху, я могу знать, что должен чувствовать настоящий мужчина? Здесь я не могу себе позволить романтических настроений. Не делать этого, не делать того, отводить постоянно глаза и не замечать прямо перед собой вот этих твоих глаз, все скрывать, притворяться, что я только брат и у меня нет других чувств и эмоций, кроме детских. Похоже, некоторые глупые девчонки считают, что наш будущий доктор начисто лишен сексуальности.

Я вытаращила глаза. Такая неистовая вспышка со стороны человека, который редко позволял себе нечто из ряда вон выходящее, повергла меня в изумление. За всю жизнь Крис не разговаривал со мной так горячо и с таким гневом. Нет, я просто кислятина, гнилое яблоко в бочке других, хороших. Я осквернила его. Сейчас он вел себя как тогда, когда мама уходила надолго. Ох, как же жестоко было с моей стороны растревожить его! Ему надо было навсегда оставаться самим собой, беззаботным и бодрым счастливчиком-оптимистом. Не украла ли я у него самое замечательное качество, кроме его внешности и очарования?