Вирджиния Клео Эндрюс - Цветы на чердаке

– Тогда что же ты просто не скажешь нам о своих добрых вестях? – сказала я, упав духом. – Мы никогда не сможем угадать, ведь мы теперь ничего не знаем о твоей жизни.

Она не обратила внимания на мой намек и восторженно продолжала:

– Причина, по которой я так долго пропадала и которую так трудно оказалось мне объяснить, причина эта заключается в том, что я вышла замуж за чудесного человека, адвоката по имени Барт Уинслоу. Он вам понравится. Он вас всех полюбит. Он темноволосый и такой красивый, высокий, с атлетической фигурой. И он любит ходить на лыжах, как ты, Кристофер, и играет в теннис, ах, он такой же замечательный и блестящий, как ты, дорогой. – И она посмотрела на Криса, конечно. – Он очарователен, и все любят его, даже мой отец. Мы провели наш медовый месяц в Европе, и все те подарки, что я вам привезла, – они из Англии, Франции, Испании и Италии.

И она снова и снова распространялась о своем новом муже, в то время как мы с Крисом сидели молча.

С той рождественской ночи мы с Крисом не раз слышали голоса подозрений. Как бы ни были мы тогда молоды, мы были достаточно мудры, чтобы понимать: молодая красивая женщина, которой нужен мужчина, как нашей маме, и не подумает долго оставаться вдовой. Но поскольку прошло уже почти два года, а свадьбы не было, у нас имелись кое-какие основания полагать, что тот красивый темноволосый мужчина с большими усами не имел для мамы никакого значения, как прошедший маскарад, – так просто, один поклонник среди многих. И в самой глубине наших глупых сердец мы уверяли себя, что она будет вечно верна нашему умершему отцу, тому белокурому и голубоглазому, похожему на греческого бога отцу, которого она, должно быть, полюбила без всякой причины, раз ради него она пошла на такое – на брак с близким родственником.

Я закрыла глаза и попыталась не слышать ее ненавистный голос, рассказывающий нам о другом мужчине, занявшем место нашего отца. Теперь она жена другого человека, совершенно другого типа, и он разделил с ней ложе и спит с нею теперь, и мы будем видеть ее еще меньше, чем прежде. Боже правый, как долго это будет продолжаться, как долго?

Ее новости и голос породили в моей душе маленькую серенькую птичку паники, которая металась у меня под ребрами, как в клетке, желая вырваться, вырваться на свободу!

– Пожалуйста, – умоляла мама, пытаясь своими улыбками и смехом, радостью и счастьем разогреть ту ледяную атмосферу, в которой была встречена ее новость. – Постарайтесь понять меня, порадоваться за меня. Я любила вашего отца, вы знаете это, но его уже давно нет, а мне нужен был кто-то, кого бы я любила и кто любил бы меня.

Крис открыл рот, чтобы сказать, что он любит ее, что мы все любим ее, но он сомкнул губы, осознав, как и я, что она говорит не о той любви, которую могут дать дети. К тому же я не любила ее больше. Я была даже не уверена, что она мне хоть чуть-чуть нравится, но я смогла улыбнуться и притвориться и произнесла эти слова, просто чтобы не напугать близнецов.

– Да, мама, я рада за тебя. Это прекрасно, что ты нашла кого-то, кто будет любить тебя снова.

– Он давно был влюблен в меня, Кэти, – заторопилась она, ободренная, улыбаясь доверительно, как прежде. – Хотя он и был раньше убежденным холостяком. Ему было нелегко признать, что он нуждается в жене. А ваш дедушка никогда не хотел, чтобы я выходила замуж во второй раз, просто в наказание за то зло, которое я совершила, вступив в брак с вашим отцом. Но ему понравился Барт, и, когда я стала умолять его, он наконец смягчился и сказал «да», так что я смогла выйти замуж за Барта и все равно унаследовать состояние отца.

Она помедлила, прикусив нижнюю губу. Затем нервно сглотнула. Ее беспокойные пальцы порхнули к горлу, нервно затеребили нитку настоящего жемчуга у нее на шее, и это все свидетельствовало о том, что женщина в расстроенных чувствах, да при этом еще улыбается, а как же.

– Конечно, я не люблю Барта, как любила вашего отца.

Ха! Как неубедительно она это сказала. Ее сияющие глаза и яркий румянец свидетельствовали о любви, которая была чем-то большим, что знала она прежде. Я вздохнула. Бедный отец!

– Эти подарки, что ты нам привезла, мама, они не все из Европы или с Британских островов. Та коробка с кленовым сахаром, она ведь из Вермонта, правда? Вы что, и в Вермонте были? Он оттуда родом?

Ее смех прозвучал живо, радостно, открыто и даже слегка чувственно, как будто Вермонт значил для нее что-то.

– Нет, он не из Вермонта, Кэти. Но у него там живет сестра, и мы съездили к ней на уик-энд, когда вернулись из Европы, и вот там-то я и купила эту коробку, потому что я знаю, как ты любишь кленовый сахар. У него еще две сестры живут на юге. А сам он из маленького городка в Южной Каролине – Гренглинн или Грингленн, что-то в этом роде. Но он так долго жил в Новой Англии, где закончил Юридическую школу в Гарварде, что говорит он скорее как янки, чем как южанин. Ах, как красиво в Вермонте осенью, у меня буквально дыхание захватывало. Конечно, когда у тебя медовый месяц, не испытываешь большого желания общаться с людьми, так что мы совсем ненадолго заехали к его сестре, а большую часть времени проводили на пляже.