Вирджиния Клео Эндрюс - Цветы на чердаке

Я уже обдумала всю свою жизнь: сперва карьера, а муж и дети тогда, когда я буду готова уйти со сцены и предоставить шанс кому-нибудь другому. В моем воображаемом доме найдется место для чудной ванны из изумрудного стекла, где я буду целыми днями нежиться в душистой пене, и никто не будет стучаться и кричать из-за двери, чтобы я поторопилась! (У меня еще никогда не было случая как следует посидеть в ванне.)

Из этой чудной изумрудной ванны я выйду, сладко благоухая парфюмерией, и кожа моя будет мягкой, как шелк, и поры ее навсегда очистятся от этого затхлого запаха старого дерева и чердачной пыли, который так въелся в нее вместе со всей этой древней нищетой, что мы, такие молодые, пахнем как старики.

– Крис, – сказала я, уставясь на его спину. – Почему нужно оставаться здесь столько времени, дожидаясь мамы или смерти старика? Ведь мы же сильные. Может, нам удрать?

Он не сказал ни слова. Но я увидела, как его руки сильнее сжали края занавесей.

– Крис…

– Я не хочу говорить об этом! – вспылил он.

– Почему же ты стоишь там и дожидаешься поезда, если ты не думаешь, как отсюда выбраться?

– Я не дожидаюсь поезда! Просто гляжу в окно, и все!

Он стоял, прижавшись лбом к стеклу, так что любой сосед, выглянув в окно, мог увидеть его.

– Крис, отойди от окна! Кто-нибудь увидит тебя.

– Ну и пусть видят, черт их побери.

Моим первым порывом было подбежать к нему, обнять и осыпать его лицо бесчисленными поцелуями, чтобы восполнить все, что он потерял, когда ушла мама. Я бы склонила его голову к себе на грудь и баюкала бы его, как она, и он бы снова стал бодрым, солнечным оптимистом, которому неведомы хмурые дни. Но я была достаточно мудра, чтобы понимать: даже если я проделаю все, что делала мама, это не будет иметь того эффекта. Никто не заменит ему ее. Вся его вера, мечты и надежды воплотились в одной-единственной женщине – в маме.

Она исчезла уже больше двух месяцев назад! Понимала ли она, что один день здесь, наверху, длиннее, чем месяц нормальной жизни? Волновалась ли она о нас, интересно ли ей было, как мы тут живем? Неужели она была уверена, что Крис всегда будет на ее стороне, хотя она покинула нас без извинений, без причины, без объяснения? Неужели она действительно верила, что любовь, однажды приобретенная, не может быть уничтожена страхами и сомнениями, чтобы уже никогда-никогда не возродиться вновь?

– Кэти, – вдруг сказал Крис, – куда бы ты поехала, если бы у тебя был выбор?

– На юг, – сказала я. – На теплый, солнечный пляж, где нежные волны и неглубоко, где никакого прибоя в белых барашках, никаких огромных валов, перекатывающихся через скалы. Я хочу туда, где ветер вообще никогда не дует. Пусть мягкий и теплый бриз лишь ласкает мои волосы и щеки, пока я лежу на чистом белом песке и упиваюсь солнечным теплом.

– Ну, – согласился он, присвистнув. – Ты нарисовала заманчивую картину. Только я бы не возражал против прибоя. Я бы не прочь заняться серфингом на волнах. Должно быть, это не хуже лыж.

Я отложила в сторону ножницы, журналы, пузырек с клеем и альбом и полностью сосредоточилась на Крисе. Он был лишен даже своего любимого спорта, да и многого другого. Запертый в этой комнате, он превращался в печального старца вопреки своим годам! Ах, как я хотела утешить его, но не знала как.

– Пожалуйста, Крис, отойди от окна.

– Оставь меня в покое! Мне это жутко надоело! Не делай этого, не делай того! Не говори, пока не спросят, ешь эту чертову бурду каждый день, вечно она еле теплая и не вовремя, как будто старуха делает это специально, чтобы у нас не было вообще никаких удовольствий, даже от еды. Но я все время думаю об этих деньгах, ведь половина из них мамина и наша. И я говорю себе, что ради этого стоит пойти на все! Этот старик не может жить вечно!

– Все деньги на свете не стоят потерянных дней нашей жизни, – вспылила на этот раз я.

Он обернулся, лицо его покраснело.

– Еще как стоят! Может быть, ты и достигнешь чего-нибудь со своим талантом, но у меня впереди годы и годы учебы! Ты же знаешь, папа хотел, чтобы я был врачом, и поэтому я должен пройти сквозь огонь и воду, но получить диплом! А если мы убежим, я никогда не стану врачом, и ты это понимаешь! Скажи-ка на милость, как я смогу заработать нам на жизнь, а ну, быстро, перечисли, кем я смогу работать, кроме как посудомойкой, сезонным рабочим или поваренком, и все это вместо колледжа и медицинской школы? И я должен буду содержать тебя и близнецов, да и самого себя тоже, – готовая семейка, и это в шестнадцать-то лет!