Кейт Эберлен - Скучаю по тебе

— Какой срок? — Голос звучал эхом в голове, как будто кто-то говорил мне в ухо.

— Не стану утруждать тебя подробностями своего менструального цикла или его полного отсутствия, но поскольку никаких надежных примет для подсчета у меня нет, то примерно месяца три, может быть, четыре.

Живот у нее был абсолютно плоский. Это что, дурацкая шутка? Вид у меня был, наверное, обескураженный.

— И да, он твой.

— Что?

— Ребенок твой.

— И ты его?.. — На этом этапе мне все еще казалось, что беременность — это ее личное дело и не имеет ко мне никакого отношения.

— Я серьезно об этом подумала. Конечно, это неожиданно, но мне уже тридцать, и с моим диагнозом я вряд ли снова смогу забеременеть естественным путем. Упущенное время сейчас отразится на моей карьере меньше, чем если я получу статус кардиохирурга и потом решу сделать ЭКО.

— И что я теперь должен, по-твоему, делать?

— Разве ты не хочешь сделать меня честной женщиной?

Она что, издевается?!

— Ты хочешь за меня замуж?

— А почему тебя это удивляет? У нас потрясающий секс. Ты умный и образованный. Думаю, из тебя получится отличный отец.

Все, что она говорила, было для меня странно. Мне казалось, у меня галлюцинация и передо мной лежит какая-то голограмма в шелковом белье, ее соски и губы, темные от секса, а внутри ее живота находится существо, отчасти и мое. Разглядывая ее живот, я даже смог заметить некоторую округлость в том месте, где должен находиться плод.

В одном из учебников Люси по педиатрии была таблица развития плода на разных стадиях беременности. В четыре месяца ребенок был уже куда крупнее горошины, но еще не дорос до размера грейпфрута.

Когда я не нашелся что ответить, Шарлотта проговорила:

— Но это может быть даже здорово… нет?

И голос у нее был такой жалобный, я ни разу не слышал, чтобы она говорила таким тоном. На секунду она показалась мне совсем беззащитной, и мне захотелось прижать ее к себе и уверить, что все будет хорошо. Но ощущение, что это какая-то хорошо продуманная игра, меня не покидало. Однако я не мог придумать ничего лучше, чем спросить:

— Ну так что, ты выйдешь за меня?

Порой, когда мы пили с ней шампанское в буфете театра, я думал, что со стороны мы можем быть похожи на супружескую пару. Но я никогда не думал о том, как мы с ней придем к такому статусу, и уж тем более представить не мог, что все обернется вот так.

— Ох, Ангус, ты такой милый!

Она привстала на коленях, взяла мою руку и серьезно сказала:

— Выйду. — А потом подарила мне самый чувственный из всех возможных поцелуев.

Как рассказать своей девушке, с которой ты прожил вместе шесть лет, что ты неожиданно сделал предложение женщине, которая нечаянно от тебя забеременела? Женщине, которая была подружкой твоего старшего брата, о котором ты ни разу не обмолвился своей девушке?

По пути домой с Шарлотт-стрит я глубоко вздыхал, пытался составить в голове речь, но многоэтажная ложь, которую я так старательно строил все это время и которая казалась не такой уж огромной, вдруг приобрела чудовищные и непреодолимые размеры. До меня наконец дошло, что вся та ложь, которая, как я думал, касалась только меня, теперь разрушит и жизнь Люси тоже. Я не представлял, что способен причинить ей такой вред. Но именно это я должен был сделать. Между нами был ребенок. И Шарлотта…

Когда я вернулся домой, Люси была в кино с подружками, а потом они пошли в кафе, и когда она пришла домой, начинать серьезный разговор было уже поздно, потому что я притворился, что лег спать.

Надо было сказать ей на следующий день, но ей предстоял тяжелый разговор с беременной пациенткой, у которой выявили замерший плод, и я не смог рассказать ей обо всем.

Я пообещал себе, что расскажу ей на выходных, но в четверг мне позвонил отец и сказал, что они с мамой хотят со мной поговорить о чем-то важном.

— Ты болен?

— Нет, разговор не об этом.

Но похоже, речь шла о чем-то более важном, чем выход на пенсию или переезд.

— Мне нужно съездить к родителям, — сказал я Люси.

— Можно мне с тобой?

— Не думаю, что это хорошая идея.

Она ни разу не была у меня дома, и сейчас случай для этого тоже был неподходящий.

— Почему?

И поскольку я не смог придумать уважительную причину, то подумал, что, может быть, это станет поводом для Люси пересмотреть наши отношения до того, как я расскажу ей свою ужасную новость.

Отец ждал нас на перроне.

— Скажу без обиняков, — объявил он, как только мы сели к нему в машину. — Мы с твоей матерью решили развестись.