– Ваша фамилия, будьте добры!
– Краузе, Рената. Родилась 10 июня 1959 года в Херне…
– Сейчас не нужно. Точные сведения о себе внесете потом в анкету. Это в соседнем помещении. Вы практикантка?
– Да!
– Тогда вы, наверное, не так хорошо знаете класс, как господин Вейен?
Он его тоже не знает, подумала Рената. Но кивнула:
– Да, я преподавала в десятом «Б» в общей сложности девять или десять недель.
– А теперь рассказывайте!
– Что я должна рассказывать?
– Все, что связано с экскурсией. Особенно меня интересует, естественно, вчерашний вечер…
Он слушал Ренату, не перебивая.
– Однако у вас здесь бурная ночная жизнь, – заметил он в итоге.
– То есть как это?
– Ну как – Бруно у этой Мануэлы, Илмаз – у Стефании.
Рената покачала головой.
– Все ото безобидно. Им хотелось просто посидеть вместе, послушать музыку, подержаться за руки. Ничего другого тут быть не может.
– Как часто вы их контролировали?
– После десяти? Каждые десять минут. По очереди с учительницей из Бергкамена.
– А ваш старший коллега?
– Он должен был проверять комнаты мальчиков.
– И он действительно это делал?
Рената запнулась.
– Послушайте, – вскипел толстяк. – Речь ведь идет об убийстве, насколько мне известно. И вы и ваш уважаемый коллега по уши увязли в этом деле. Халатное отношение к своим обязанностям, слабый контроль и так далее. И для всяких церемоний сейчас не время!
Господи, да ведь он прав. Сколько поднимется пены. В школе, у нее в институте, в городе.
– Я в самом деле этого не знаю, – ответила она. – В начале одиннадцатого он с бутылкой вина перешел в дневное помещение номер восемь и, должно быть, играл там во всемирный потоп. Ну, то есть медленно напивался.
– А тому была причина?
Рената вздохнула. Ну и вопросы задает этот человек!
– Не знаю. Возможно, турбаза казалась ему ниже его уровня. У меня сложилось впечатление, что он иначе представлял этот вечер – роскошная светская вечеринка с красивыми женщинами. Он из тех верных муженьков, что годами дожидаются, когда их спустят с поводка. И в этом смысле поездка с самого начала была для него разочарованием.
Толстяк облокотился обеими руками на стол, внимательно разглядывая молодую женщину.
– Вы, видно, не очень жалуете господина Вейена?
– Нет, – ответила Рената. – Но какое это имеет отношение к смерти Илмаза?
– Никакого. Но я всегда предпочитаю знать, как отдельные свидетели относятся друг к другу.
– Я могу идти?
– Да. И попросите ко мне господина Хольца.
Хольц глубоко задумался над раскрытой папкой со счетами. Пальцы правой руки сильно сжимали стакан, наполненный на одну треть коричневой жидкостью. Он нервно покачивал стакан из стороны в сторону. Заметив практикантку, он вздрогнул и попытался прикрыть коньяк папкой. Однако беглая ее усмешка показала, что с этим маскировочным мероприятием он запоздал.
– Вас приглашают в дневное помещение номер три! – известила практикантка.
Хольц кивнул. Он покосился было на недопитый стакан, но затем решительно поставил его на стол, не сделав больше ни глотка. Выйдя из комнаты, он дважды повернул ключ секретного замка и для надежности подергал еще ручку двери.
– Садитесь!
Остхольт указал на стул у широкого обеденного стола, за которым расположился сам.
Хольц сел.
Выражение его лица свидетельствовало, какой тяжелейшей мукой было для него выполнять в собственном доме указания посторонних лиц.
Гаупткомиссар внимательно разглядывал его какое-то время, словно на лбу управляющего было написано, что именно он собирался скрыть.
– Какая дверь была вчера вечером не заперта? – спросил он без долгих предисловий.
Хольц взглянул на него в замешательстве. Стекла очков его искрились.
– Я… Э… Двери всегда заперты. Все!
– Но вчера вечером около одиннадцати это было не так, господин Хольц. Замки, двери и окна не имеют повреждений. Однако юноша ушел. Выходит, одна дверь была не заперта!
– А может, этот турок ушел раньше.
– Есть свидетели, видевшие его в доме после десяти.
– Кто? – спросил в ответ директор. И, почувствовав себя увереннее, добавил: – Только этот итальяшка, насколько мне известно.
– Итак, ваши показания противоречат друг другу. Выходит, кто-то из вас говорит неправду.
Теперь лицо Хольца выражало возмущение.
– И вы считаете, что я лгу? Послушайте, я в этой сфере работаю уже четверть века. И ни в одном из домов, где я был управляющим, никогда не происходило ничего подобного. А потом является такой вот наглец, и я должен теперь защищаться?
Читать дальше