Анастасия Петрова - Последняя треть темноты

На улице Рубинштейна Виталик завернул во двор. Они с Васей нажали на двери код и поднялись по лестнице на третий этаж. Дом как дом. Старый, без ремонта, без лифта, с деревянными перилами, выкрашенными темно-красной краской, с невысокими каменными ступенями, которые крошатся, как зубы старика. Лампочка на втором этаже перегорела, и по вечерам здесь наверняка можно было ноги переломать. Вася споткнулся раза три, чуть было не выругался, но сдержался.

В дверь звонили долго.

— Ничего, она всегда долго не идет. А потом откроет, — объяснил Виталик.

— Потом? То есть, ты всегда ждешь… сколько? Минут по пятнадцать-двадцать?

— Иногда бывает полчаса или несколько… часов. Но это только если она заснет. А так… ей просто сложно собраться. Понимаете? Ей нужно взять себя в руки, успокоиться, встать.

— Вы с мамой вдвоем живете?

— Да.

Вася Петров уже было обрадовался, что немного разговорил ученика, и хотел задать другие вопросы, но лязгнул замок, и в дверях показалась большая красная и довольно открытая грудь немолодой дамы. Сама немолодая дама постепенно проклюнулась в ярком свете оранжево-коричневой квартиры и, шумно втянув соплю, сказала:

— Мне плохо. Я пойду лягу.

Васю Петрова она сначала даже не заметила.

— Здравствуйте. Простите, я учитель литературы. Меня Василий Михайлович зовут. Петров.

Несколько секунд немолодая женщина тупо таращилась на гостя, затем впустила учителя в дом.

После свежего ветра на улице и холодной влажной лестницы духота, в которую ступил Вася Петров, чуть не свалила его с ног. Комки плотного спертого воздуха, сгущенного чужого дыхания перекатывались в пространстве комнаты, перегоняли от стенки к стенке винные пары вместе с запахом мочи, серы, нестиранных простыней, сигаретного пепла.

Огромные картины были прислонены к голым бело-серым стенам почти по всему периметру комнаты.

Вася Петров опустился на стул у окна и краем длинной занавески из дешевого велюра незаметно смахнул с ботинка пыль. Положил ногу на ногу. Большое окно выходило на какую-то капитальную стену во дворе. Было тихо.

Немолодая женщина полулежала на диване перед Васей, и под старым шелковым, когда-то, наверное, сексуальным халатиком черного цвета учитель литературы мог разглядеть увесистый живот, плотные бедра, контуры врезающихся в бока трусов и даже часть вполне приличного для перезрелой дамочки круглого зада. На лицо Вася Петров сначала не обратил внимания. Оно, как и черный шелковый халатик, когда-то, наверное, вызывало у мужчин чувство приятного волнения. А теперь, как и любая дрянь — нищета, скука, пьянство — вызвало брезгливость.

— Это ваши картины? — спросил Вася, указав на одно из ярких полотен, изображающее полудевушку-полукозу с огромным бычьим рогом.

— Мужа.

— Ясно… — Вася Петров замялся. — Он, я так понимаю, не с вами живет?

— Я понятия не имею, где он живет. Несчастный Модильяни. Может, уже скопытился.

Вася снова метнул взгляд на козу.

— Это Амалфея, — презрительно протянула немолодая женщина, явно осуждая учителя за необразованность. «Хм, жалкий учитель, холостяк волосатый, вылитая обезьяна, может, еще и гей, пришел учить жизни женщину с ребенком, жену великого художника», — так Вася Петров представлял себе мысли собеседницы, которая, тем временем, продолжала. — Амалфея была дочерью Гемония, чудесной нимфой с бычьим рогом. Она подвесила колыбель с маленьким Зевсом на дерево, чтобы Крон не нашел его ни на небе, ни на земле, ни в море. Это я — Амалфея. Это мой портрет. Когда муж напивался до полусмерти и на радостях крушил все вокруг — он когда пил, всегда веселился, но очень странно, разухабисто… так вот — когда он буйствовал, я брала маленького Виталика, закутывала его в одеяло или в простыни и прятала на антресолях… Как Амалфея Зевса.

— Господи! — Вася Петров поперхнулся слюной.

Амалфея вскочила с постели и встала перед Васей Петровым.

— Что-нибудь еще или вы уже пойдете по своим делам?

Вася смутился, тоже вскочил и как по списку затараторил:

— Вы работаете? Где? На что живете? Ребенок не голодает? Он здоров? Почему вы не появляетесь на родительских собраниях? У ребенка есть другие родственники?

Вася Петров понимал, что ничего не может сделать. Он понимал, что ступил на чужую территорию, что отвечать ему не обязаны, что вызывать кого бы то ни было вроде социальной службы — дохлый номер. Добиться опеки других родственников сложно, да и не его это дело.