Иржи Марек - Тристан, или О любви

Товарняк уже появился и сигналил, как положено в таких случаях.

Ян напрягся изо всех сил и подтолкнул машину, но тут нога у него соскользнула, и в тот момент, когда поезд был уже на переезде, машина незаметно съехала вниз, так что ступеньки вагона ударили в бампер и резко протащили машину. Раздался металлический треск и скрежет железа, волокущегося по щебенке, машина перевернулась, а поезд поехал дальше, машинист не мог остановить тяжелый товарняк, оставалось сообщить на ближайшей станции, что на переезде произошла непонятная авария.

Яна отбросило, он упал, к счастью далеко от рельсов, почувствовал какой-то удар и сразу за ним боль.

А потом наступила тишина.

Он медленно приходил в себя и даже увидел огоньки исчезавшего в тумане поезда, но совершенно не мог понять, что же произошло, только шум в голове, который был сильнее боли. Ян потрогал голову и лицо, посмотрел на ладони. Все чисто, нигде ни следов крови. Это хорошо… У путей лежала его машина, исковерканная, с разбитыми стеклами, но Ян не понимал, почему она там.

Он сидел в кювете за переездом и уже не чувствовал никакой боли. Хоть это радовало. Но и ничего не слышал: великая тишина надвигалась с туманом, где-то высоко в небе продиралось солнце, далекое и нереальное.

И вообще все было нереальным и отдаленным. И дальше всех я сам; я сам страшно далеко от себя, где-то в необозримом пространстве…

Прошло довольно много времени, пока появился какой-то пикап. Увидев обломки автомобиля, водитель остановился и побежал посмотреть, но в кабине никого не было.

Вернувшись на дорогу, он заметил человека, сидящего под деревом. Его глаза были открыты, и он не двигался. Шофер закричал:

— Парень, ты что, с этой машины? Ну тебе и повезло! Останься ты в ней, костей бы не собрал! Может, тебя к врачу отвезти?

Человек не шевельнулся.

— Вы меня слышите? — участливо спросил шофер. — Может, помочь вам встать?

Но человек снова не проявил признаков жизни, и тот понял, что нужна помощь. В ближайшей деревне он позвонил в милицию, и оттуда вызвали «скорую» из районной больницы.

И вот наконец после всевозможных злоключений над Яном Томаном склонилась белая тишина больничного покоя, чужие руки сняли с него одежду, а потом его медленно и долго осматривали.

После обеда срочно вызвали главврача. Он прочитал заключение молодого ассистента, который первым осматривал раненого, и напустил на себя серьезный вид:

— «Два сломанных ребра, гематомы, ушибы… Функция органов без явных повреждений…» Знаете, коллега, лучше иметь основательно переломанного пациента, чем такой вот случай. Боюсь, что одна функция у него все же нарушена. Функция мозга…

— Странно, как он вообще остался жив после такой аварии, — немного обиженно сказал ассистент.

— Несомненно. Можно даже предположить, что он будет жить. Только иногда, дорогой мой, этого слишком мало.

Старый опытный врач оказался прав. В пражской клинике, куда перевезли больного, случай Яна Томана рассматривали даже как любопытный медицинский феномен, но сделать ничего не смогли. Память к пациенту так и не вернулась, несмотря на все усилия.

Когда, наконец, пани Гелена с большим опозданием узнала о судьбе своего мужа и поспешила с дочкой в Прагу, он не признал ни ее, ни малышку. Безучастно смотрел на них и молчал.

Может, он ждал кого-то другого?

Гелена подавленно спросила у Данеша, не стоит ли привезти Марию.

Тот покачал головой:

— Не думаю, что он ее помнит. Впрочем, кто знает, куда он ехал! Если и в самом деле к ней, так не заблудился бы там, где все это случилось. Многие факты говорят о том, что он был не в себе, уже когда выезжал из Праги.

Слова Данеша показались пани Гелене весьма разумными. Если уж он забыл ее и дочь, так пусть забудет и Марию.

В институт на фамилию Томана в течение какого-то времени приходили письма в обыкновенных конвертах, с адресом, отпечатанным на машинке. Коллега Томана Шимачек, человек, искушенный в иронии любви, тщательно припрятал все эти письма. Но однажды рассказал о них Хиле, который пришел к нему в институт. Они решили показать письма больному, может, память вернется к Томану. Но этого не произошло.

Тогда они рискнули распечатать одно письмо и прочитали ему. Напрасно…

Ян все время смотрел куда-то вперед, в даль, которую в этой маленькой палате с белым потолком видел он один.

Мы знаем, как долго и тщетно ждал Изольду смертельно больной Тристан, когда же наконец приплыл корабль, привезший ее, было поздно. Тристан умирал. Приблизившись к его ложу, несчастная Изольда уснула вечным сном рядом с возлюбленным.