Иржи Марек - Тристан, или О любви

Меня просили написать пару слов о своей книжке, которую ты, дорогой читатель, держишь сейчас в руках.

Что писать: предисловие? резюме?

И вообще, что можно сказать автору, когда книга уже написана и живет своей собственной жизнью?

Может быть, стоило объяснить, почему я вдруг взялся за сочинительство любовной истории? Или просто сказать тебе: здравствуй, мой незнакомый читатель? Мы с тобой, вероятно, никогда не увидимся, но пройдем сейчас вместе некий отрезок нашего пути — я буду рассказывать о том, что некогда тронуло меня, а ты — слушать этот рассказ. Оба мы, без сомнения, уже успели пережить любовь: были и восторги, были и разочарования. Оба мы поняли, что это такое чувство, без которого мир становится пустыней, или напротив, с сожалением осознали, что любовь легкой тенью проплыла мимо нас.

Вот-вот, одни сомнения, сплошная неуверенность…

Я назвал свою книжку «Тристан, или О любви».

Это о делах минувших? Или о современности?

История отношений мужчины и женщины (мужчин и женщин) всегда волнует, интригует, воодушевляет, внушает надежду: вот бы пережить нечто подобное, или: как хорошо, что со мной такое уже было, а если нет — хорошо бы оно произошло.

Исписав сотни страниц и уже почти подойдя к концу, я понял, что книга не получилась. Вроде бы я сказал все, что хотел, но, перечитывая заново, бесился от каждой главы, каждого абзаца, каждого слова. Конечно, я писал правду, но это была какая-то неправильная правда, ведь я хотел сказать совсем другое, а у меня почему-то не получилось. Не получилось, и все. И тогда я твердо решил не печатать эту книжку.

Как же так, мучился я одним и тем же вопросом, почему не хватило стольких страниц, чтобы выразить самое главное? Четверть века — немалый срок, но иногда именно столько требуется, чтобы понять — кроме искренности, писателю нужно кое-что еще. Между словами «хотеть» и «уметь» — большая разница.

Вот почему я спрятал рукопись и снова засел за этот сюжет только четверть столетия спустя. И рассказал все по-другому: короче и мудрее, с оглядкой на эти прожитые годы. Встретить любовь — очень важно, но прожить ее и понять — гораздо важнее. И главное: нельзя написать трагическую историю любви без легкой иронии.

Вот так и получилась эта книжка.

Если, прочитав ее, вы скажете, что мне стоило подождать еще, возможно, вы будете правы, просто я не могу ждать еще четверть века. Поэтому примите книгу такой, как она есть, с теплыми пожеланиями от автора, который, работая над любовной историей, постарел на двадцать пять лет. А может, и поумнел.

Всего вам доброго!

Я еще не успел начать свое повествование, а уже вижу ваши беспокойные переглядывания: ну какое, мол, нам дело до всяких любовных историй?! Нет в них ничего веселого, все и так до боли знакомо — из собственного горького опыта. Нам подавай сюжет современный — с волнениями, напряжением, неожиданными поворотами и драматическими коллизиями. Какая там сегодня любовь! Кому нужны эти любовные воздыхания и возвышенные терзания, к тому же сугубо личные?

Мир клокочет, эпоха бурлит, сенсации взрываются одна за другой, как петарды, от земного шарика поднимается пар, будто от перегретого котла. Сейчас, когда ученые с важным видом обсуждают судьбу цивилизации, а то и всего мироздания, эти случаи из личной жизни гроша ломаного не стоят. Ну разве можно внушить нам, будто в такое время чьи-то сердца растрогает банальная история о том, как двое сначала не знали друг друга, а потом, узнав, полюбили? Конец ее может быть хорошим или плохим, читателю он все равно заранее известен.

Что ж, разумеется, вы правы, в нашу эпоху, когда личная храбрость ценится невысоко — ведь теперь война будет вестись не под звон мечей и клич боевых труб, а простым нажатием кнопок, после чего компьютеры сами с удручающей точностью вычислят наш смертный час, — любовь, право же, всего лишь пушинка на ветру. И дуновение унесет ее с уст рассказчика раньше, чем певец успеет коснуться струн лютни.

Но в одном вы, пожалуй, со мной согласитесь — любовь чувство древнее, а существовала она уже и в те времена, когда сама земля только зарождалась в огненных парах вулканических извержений; кто знает, не было ли это всего лишь проявлением страсти неведомого нам бога, который, влюбившись, выразил свое чувство столь бурным образом. И с той поры вот уже многие тысячелетия вдохновляет любовь поэтов, это понятно, но ведь и прочие смертные не ищут ничего более усердно, нежели ее. Любовь влечет к себе и едва оперившуюся молодежь, и седовласых старцев, кого ревматизм терзает посильнее любовной лихорадки.