Владимир Кулаков - Последняя лошадь

На Кузю у Монастырского были свои виды. «Я из него звезду сделаю! Этот медведь будет один все трюки делать. Ему цены нет!..»

Сегодня у них в манеже, видимо, нашла коса на камень.

Пашка причёсывался и невольно прислушивался к происходящему.

– Кузя! Алле! Алле, я тебе говорю! Давай, соображай, понимаю, что мозги плавятся от жары! Не у тебя одного. Ну, давай стоечку и по домам! Алле!..

По тому, как в голосе Монастырского всё больше звучало нетерпение и металл, и по тому, как Кузя ревел всё громче и громче, становилось ясно, что взаимопонимания не было напрочь…

– Кузя! Ты чего, берёшь пример с этого бездельника Жарких? Так он жонглёр: упало – поднимет! А тебя, если что, поднимать мне! Пожалей мою старость!.. – Иосиф Львович явно рассчитывал на уши Пашки и тех, кто в этот час был в цирке. Хохмач и заводила он был известный. Компания в программе собралась ещё та!..

– Ну, спасибо, товарищ Монастырский! – Пашка чуть было не оцарапал расчёской нос. Он никак не ожидал, что найдётся повод попасться старому мастеру на клык.

На манеже наступила кульминация. Кузьма вдруг как-то странно рявкнул, что-то загремело, и раздался крик: «Держи!..»

Пашка понял – медведь сорвался с манежа и рванул куда глаза глядят. Если на улицу – быть беде! В городе его ловить придётся неизвестно сколько, пока паника не пройдёт. А там для него всё ново – так что паника зверя только усилится и отбиваться он будет по-звериному. Если на конюшню – не многим легче, там дюжина элитных лошадей и собаки.

Пашка высочил из вагончика. За кулисами стоял яростный собачий вой! Клетки здоровенных пуделей ходили ходуном. Лошади в панике били копытами и храпели.

Медведь сначала было рванул к себе в медвежатник, но, увидев ассистента с ременным поводком, тут же бросился в противоположную сторону – на конюшню.

Венька разглядывал лошадей, разговаривал с ними, похлопывал их по шеям. Увидев летевшего на него медведя, он растопырил руки, как бы пытаясь закрыть собою животных и закричал: «Пошёл! Пошёл!..»

Остановить зверя уже было невозможно. Тот сейчас от страха готов был проломить головой стену, не то что смести с дороги любого человека. Вся ярость медведя пришлась на Веньку. Кузя подмял его под себя, как простынь в банный день. Грошев отчаянно отбивался на полу ногами и руками со скоростью винтов вертолёта, борясь за жизнь. Хищник, ревя и брызгая слюной, пытался воспользоваться клыками, но его страшную пасть стягивали ремни намордника. Пашка в два прыжка оказался на медведе. Дальнейшее происходило как во сне. Молодой малоопытный ассистент Монастырского переживал рядом, нерешительно перетаптываясь на месте, готовый в любую секунду драпануть. Сам дрессировщик, со всего маху налетевший на угол реквизитного контейнера, теперь пытался кособоко двигаться, опираясь на ушибленную ногу. Из медвежатника хромал старый ассистент, из которого был боец, как из пастилы картечь.

Пашка молотил Кузьму сверху, судорожно пытаясь нащупать ошейник в густой шерсти. Венька орал внизу, вертелся там, как уж на сковородке, не давая медведю себя поломать. Наконец Пашка схватился за ошейник и что было сил рванул зверя на себя. Тот утробно икнул, повернул морду и страшно зарычал. Пашка, не раздумывая, двинул кулаком в мокрый нос. Одновременно словно кипятком обожгло правое бедро. «Зацепил таки!..» Медведь от удара на мгновение интуитивно закрылся лапами. В этот момент фурией влетела Варька. Она вцепилась в короткий отросток хвоста, целясь в гениталии. Кузьма взвыл от боли и бросился в сторону медвежатника. Вскоре он уже сидел на своём привычном месте, встревоженный и потрясённый произошедшим…

Венька тяжело поднимался, изрядно помятый и перепуганный. Кровь бешено пульсировала в висках, сердце готово было пробить грудную клетку. Так он не пугался ни разу в жизни! Пашка пытался прикрыть рукой порванные джинсы и остановить кровь, которая сочилась из раны. Прибежавшая на крики Света пыталась обмотать Пашке ногу носовым платком. Варька со вздыбленной шерстью скалилась и рычала. Монастырский повторял как мантру: «Всем в медпункт, в медпункт!..»

Веньке досталось. Его левое плечо пострадало от острых, как бритва, когтей молодого медведя. Щека расцарапана была от уха до подбородка. Рукав рубашки висел на двух нитках. Но он этого словно не замечал. Сидя на корточках, гладил рукой асфальт и беспомощно озирался по сторонам. Пашка напрягся, подозревая у парня сдвиг от пережитого.

– Ты чего?