Исаак Башевис-Зингер - Поместье. Книга I

Потом слово взяла тетя Евгения. Она вспомнила героев, страдающих в тундре и тайге, в краю вечной зимы, куда не долетают птички Божии, чтобы приободрить мучеников своим пением. Евгения сравнила нынешнее время с предутренним часом, когда темнота черна, как бездна, но скоро засияет заря и солнце выглянет из-за туч… Тут она не смогла сдержать слез. К ней со всех сторон потянулись руки с вышитыми платочками.

Мирьям-Либа подумала, что трапеза уже закончена, но это было лишь начало. Только сейчас подали супы, мясо, кашу, котлеты, жаркое… Гости жевали и говорили все разом. Некоторые успели захмелеть. Вспоминали былые времена, веселые свадьбы и балы, банкеты, которые давали маршалы, и гулянки у старого графа Замойского, земля ему пухом. Мужчины рассказывали об охоте, о том, как в окрестностях Замостья и Билгорая стреляли волков, кабанов, оленей и даже медведей. Кто-то возразил, что под Люблином медведей давно нет, но на него дружно закричали. Ну и что, зато медведей полно под Щебрешином, и под Хрубешовом, и под Яновом, и под Избицей. Завели спор, какой зверь умнее, куница или соболь. Люциан был уже сильно пьян, ему, кажется, стало нехорошо. Кто-то вывел его из-за стола. У Мирьям-Либы все плыло перед глазами, в комнате висел тяжелый водочный дух. Голоса звучали все громче, резче. «Сейчас передерутся», — подумала Мирьям-Либа. Она собирается стать христианкой, но страх перед христианами и их жестокостью не стал от этого меньше. Они говорят только о том, как убивать, стрелять, резать, сдирать шкуру, бить, потрошить… Даже священник знает толк в охоте, он перечисляет таких зверей, о которых Мирьям-Либа и не слышала. Она вздрогнула: вдруг началась стрельба. Прогремел выстрел, за ним другой, третий. Это во дворе молодежь палила в воздух. Вошел Люциан с двустволкой в руках.

— Панове, а не пора ли нам идти на кацапов?!

Одни засмеялись, другие бросились напоминать, что стены имеют уши. У Люциана отобрали дубельтовку и усадили его рядом с Мирьям-Либой…

Минуло два года. Йойхенен и Ципеле жили счастливо. Свадьба была шумная и влетела Калману в копеечку. Теперь Ципеле живет в Маршинове. Йойхенен не захотел остаться в поместье дольше чем на неделю, а Иска-Темерл не может без сына. Дом Калмана остался без хозяйки: через три недели после свадьбы Ципеле Зелда скончалась. Она лежит на ямпольском кладбище, а резчик трудится над надгробием. Юхевед и Майер-Йоэл перебрались в собственный дом. У Майера-Йоэла есть жилье и в Ямполе, и на мельнице.

С Калманом осталась только одна дочь, Шайндл. Она родила мальчика и назвала его Ури-Йосефом, в честь деда-каллиграфа. Малыша уже отняли от груди, у него режутся зубки, и он пытается говорить. Но даже Шайндл не доставляет Калману большой радости. Ее муж Азриэл не захотел жить за счет тестя и уехал в Варшаву учиться. Не помогли ни ругань, ни уговоры. После долгих споров Азриэл дал слово, что не сбреет бороды, останется верен еврейским обычаям и будет приезжать в Ямполь на лето и праздники. Калман каждую неделю посылает ему восемь рублей.

Строительство железной дороги забросили, и торговля лесом остановилась. Калману пришлось уволить всех бракеров и писарей. Хоть это была не его вина, они стали его врагами. Конкуренты открыли лавку рядом с лавкой Калмана и повели против него настоящую войну. Калман не мог лично за всем уследить, полагался на служащих, и конкуренты использовали любой его недосмотр: некоторые товары стоили у них на пару грошей дешевле. Шинок давно пришлось закрыть, остались только поместье и известковые разработки. Два года подряд была засуха, и Калман нес убытки, потому что освобожденные крестьяне запрашивали за работу все больше и больше. Не было спасенья от воровства. Что ни день — новая неприятность. Мужики выгоняли скот на луга Калмана, вырубали лучшие деревья в его лесу. Те самые крестьяне, которые недавно получали порку и целовали руку каждому помещику, управляющему и эконому, теперь обнаглели и открыто обвиняли во всем евреев, а сельские ксендзы их подначивали. Мало того, у Калмана заканчивался контракт, и он знал, что в этот раз князь потребует за аренду слишком высокую плату. Завистники написали князю, что Калман получает огромные прибыли.

Известковые разработки, слава Богу, приносили доход, но еще неизвестно, что из этого выйдет. Полоска земли, по которой проложены рельсы, принадлежит князю, Калман арендовал ее на двадцать пять лет. По истечении этого срока ветка перейдет в собственность князя, к тому же он получит право на доход с разработок, если известь к тому времени не кончится.