— Милый, расскажи все! Ты ведь не будешь ревновать к старухе? — Она повернулась к Мирьям-Либе. — Я же его маленьким на руках носила. Меня Бог сыновьями не наградил, вот он и был мне как сын…
— Ах, мама, это ты меня заставляешь ревновать, — шутливо сказала Стефания.
— Не волнуйся, голубка, в моем сердце любви на всех хватит. У меня ее столько, что нынешнее поколение и представить не может…
Мирьям-Либа видела происходящее, как в тумане. Рядом с ней был не тот Люциан, который сурово молчал или проклинал судьбу. Сейчас он рассказывал, как сражался с русскими и скрывался в Варшаве, словно это была веселая игра. Путешествие из Ямполя в Замостье он описывал, как забавное приключение. Стефания и Хелена смеялись. Даже о любви к Мирьям-Либе он говорил так, будто всю дорогу из Ямполя они были необыкновенно счастливы. «Неужели он такой лгун? — удивлялась Мирьям-Либа. — Или он все забыл?» Нет, он никого не собирался обманывать. Рядом с теткой, Хеленой, Стефанией и доктором Пжисусским (маленьким, молчаливым человечком), в сиянии лампы и стеариновых свечей, за оконными шторами, среди домашнего уюта, ковров, картин, паркета, оленьих голов на стенах, цветов и альбомов прошлое и правда выглядело иначе, как болезнь после выздоровления… Теперь и Мирьям-Либа видела его в другом свете…
— Марьям, расскажи про хасидов, которые в Ольшанове танцевали и ругались!
— Сам расскажи.
— Смешные такие. Они там спорили, сколько надо праздновать Пурим, один день или три…
— А разве в Библии не написано? — спросила Евгения.
— Написано, но у них есть различия. Один там был совсем смешной, пейсы до плеч.
— У нас ведь тоже много всяких обычаев…
К ужину пришел гость, которому тетка отправила со служанкой письменное приглашение, молодой помещик Цезарий Ванькович. Едва на него взглянув, Мирьям-Либа поняла: это тот, кого тетка сосватала Хелене. Он был маленького роста, кудрявый, даже бакенбарды вились, и носил костюм из мягкой, похожей на бархат материи, высокий воротничок и широкий галстук. Ванькович принес Хелене бонбоньерку. Говорил он негромко и слащаво и старался держаться с достоинством, как подобает жениху. Хелена побледнела, когда он вошел. Евгения кивала ему головой точно так же, как Мирьям-Либе, и ее взгляд говорил: «Ты свой, родной, один из нас…» Люциан поздоровался с Ваньковичем дружелюбно, но с легким пренебрежением.
После ужина тетка со Стефанией и швеей принялась за туалет Мирьям-Либы. Хелена болтала с Цезарием Ваньковичем и зевала. Мирьям-Либа поднялась к себе в комнату. Через минуту постучался Люциан.
— Ну что, разве не замечательная тетушка у меня?
В дверь заглянула Хелена.
— Ой, я помешала!
— Ничего, сестренка, входи. Где кавалера бросила?
— Справочник по сельскому хозяйству листает.
— Сельским хозяйством интересуется?
— Он ничем другим не интересуется.
— А что в этом плохого? Все мы кормимся от земли, Богом созданной…
— Он в шахматы хочет сыграть.
— Сейчас к нему спущусь.
Люциан закурил тонкую сигару. Тетка считает, что это Бог привел их сюда, что свершилось чудо. Смешно, конечно, но Люциан и сам удивлен. Он твердо решил, что не поедет в Замостье, у него была тысяча причин избегать этого опасного места. Но какая-то сила привела его сюда. Может, та самая сила, которая вынудила его бросить мебельную фабрику, Стахову, Касю и без документов и без гроша в кармане отправиться в Ямполь. Почему он встретил Марьям и взял ее с собой? Похоже, все это случилось неспроста, уж очень оно неестественно… Видна в этом какая-то направляющая рука, какой-то план… Значит, он, Люциан, испил свою чашу до дна… Значит, счастье предназначено ему судьбой… Может, ангел-хранитель направил сюда его шаги? Хелена словно угадала его мысли.
— Люциан, как странно, правда? Наверно, Бог тебе помогает.
Люциан насторожился.
— При чем тут Бог?
Воскресным днем гости съезжались в имение. Никогда Мирьям-Либа не видала так много помещиков сразу и не слыхала таких странных имен и фамилий: Юндзилл-Сырокомля, Кунигунда Шамеченко, Святополк-Свищевский, Войнилович-Йончковский, Зиндрос-Пжездзецкий… Паны были одеты по старой моде: в кафтаны, шубы и отороченные соболями бекеши. Так же старомодно были одеты и дамы. Подъезжала бричка за бричкой. Многие помещики носили бороды или усы от уха до уха. Лица помещиц — бледные, морщинистые, у некоторых — волоски на подбородке. Даже лошади совсем непохожи на ямпольских: с мощными, толстыми ногами, хвостами до земли и густыми гривами. День выдался теплый, но некоторые гости были в тулупах и суконных сапогах. Краковские упряжки украшены кистями и медными колокольчиками.
Читать дальше