Вячеслав Репин - Антигония. Роман

А впрочем, повторялся Джон не только в этом. У меня буквально сразу сложилось впечатление, что он упрямо продолжает хвататься за старую тему, чтобы подправить свои былые просчеты. Позднее во мне появилось и вовсе парадоксальное чувство, что сама жизнь продолжает за него то, что сам он не успел завершить. Но уже в его отсутствие.

Месяцев через шестьпосле известия о кончине Джона, в марте, когда я находился в Париже, однажды запоздно мне позвонила Анна.

Был уже почти час ночи. Она только что приехала из аэропорта в гостиницу. Остановилась она, как и раньше, на rue des Beaux-Arts. А прилетела в Париж из Цюриха, куда ездила по поручению мужа: под сукно там спрятали давний издательский договор, по которому ей должны были сегодня приличную сумму. Обзвонив всю Москву, она сумела узнать мой телефон в Париже и вот ликовала. На такое везение она даже не рассчитывала.

Анна предлагала встретиться в первой же половине дня. Ей нужно было повидать меня, чтобы, во-первых, просто «потрепаться, вспомнить всё хорошее», как она доверительно предупреждала, а во-вторых, чтобы поговорить о важном деле, которое поручил ей Джон. Тон был интригующий. Но в важности рандеву я сомневался. Будь у нее ко мне серьезное дело, она разыскала бы меня заранее.

В темном, облегающем наряде, как всегда непредсказуемая, с той же яркой улыбкой, сквозь которую ― ну, да, что поделаешь? ― проглядывало явное усилие над собой, что-то незажившее, по-прежнему молниеносная в жестах, какая-то вся тревожная, всё схватывающая на лету ― Анна не изменилась ни на йоту, разве что похудела. Но худоба ей шла, как и беспомощный, немного усталый вид.

Мы сидели в кафе, заняв столик на террасе, рядом с гостиницей Регина, что напротив Лувра, куда Анна захаживала в прежние времена с Джоном. Как я и ожидал, ничего чрезвычайно важного, сверхсекретного я от нее не услышал. Решив перекусить, мы заказали что попроще: ветчину, салат, немного вина. Пока официант занимался заказом, мы разглядывали плывущий по тротуару поток уже по-весеннему одетых прохожих и вопросительно переглядывались, не зная с чего начинать. Сколько воды утекло за эти месяцы! А затем стали говорить обо всем и ни о чем. Я объяснял, что большую часть года опять провожу в Париже и опять шарахаюсь, как от огня, от тех же сомнений: не прожигаю ли я жизнь впустую, не теряю ли я здесь время?

Были новости и от Пенни. Она родила второго ребенка, опять мальчика. Никто не знал, кто отец. Но по слухам, она собиралась выходить замуж, не то уже вышла ― за англичанина, дипломата, вместе с которым отправилась в Гонконг осваивать «новую планету», как она писала в открытках.

Анна из Нью-Хэмпшира уехала. Жить там одна она не могла. А к тому же дом всё равно пришлось продать. Купил его пишущий собрат из Квебека, и Анна не очень раскаивалась в содеянном. Она была уверена, что Джон одобрил бы это решение, да и не было другого выхода: как рассчитываться с долгами? Она переехала к дочери в Лос-Анджелес, они поселились в съемной квартире, и она ни о чем не жалела.

У Анны, как всегда, закончились сигареты. Когда нам принесли кофе, она встала из-за столика и направилась во внутреннее помещение, чтобы обзавестись новой пачкой красного «Ротманса» ― в кафе имелся табачный отдел, ― я попытался было опередить ее, но она остановила меня, хотела сходить сама.

Через минуту вернувшись, Анна пыталась отряхнуть с себя то ли мел, то ли пыль, которую где-то подхватила одеждой. Весь ее шерстяной костюм цвета маренго оказался уделан светлыми пятнами.

— Под левым рукавом полоса осталась… То есть под правым, ― показал я, когда она села на стул.

Моим носовым платком Анна принялась основательно чистить жакет, но лишь втирала пятна в ткань.

— Я попрошу щетку, ― сказал я и поднялся.

— Не нужно! Ничего страшного! ― едва не вскрикнула она. ― Я тебе не успела сказать… Джинн дал мне одно поручение… Он просил… Это не пыль, это пепел.

Я сел на свое место.

— Он написал в завещании, чтобы после кремации оставшееся от него… ну, пепел… развеяли по разным местам. Повсюду, где он жил, где бывал. Ну и вот… Он столько ездил!

Секунду-две я переваривал услышанное.

— Ты хочешь сказать, что эти пятна ― пепел… от Джона? ― спросил я, не веря собственным ушам.

— Я насыпала щепотку в растение. Вон там… ― Анна повела глазами в сторону пышной шеффлеры, упругая сень которой возвышалась над массивной кадкой и загораживала тыльный витраж заведения. ― Мы здесь обедали столько раз. Он просил. Приходится носить порошок в сумке.