Святослав Иванов - Подозрительные предметы

– Чтобы продемонстрировать связь Кржижановского с мировой культурой – а это чуть ли не самая интересная сторона этого автора – мы возьмём один из самых интересных его рассказов «Квадратурин», написанный в 1926 году. Год можно не записывать, потому что – ну какая разница? Давайте вспомним, что произошло с сознанием человечества в конце девятнадцатого – начале двадцатого века. Под человечеством мы понимаем прогрессивную, мыслящую его часть – это не является дискриминацией относительно народных масс, потому что они рано или поздно следуют за интеллектуалами. Прогрессивная часть общества идёт по узкой дороге, которая не всех устраивает, но, как позже показывает практика, является либо единственной, либо самой безопасной – свернув с основного пути, забулдыги (вроде нашего народа), плюнувшие на всемирную интеллигенцию, потом вынуждены с трудами возвращаться на основную дорогу, да ещё и вприпрыжку и теряя валенки на ходу, чтобы совсем не отстать и не затеряться в темноте.

Так вот, что произошло с сознанием идущей по тьме с фонарём интеллигенции. В середине девятнадцатого века господствовал позитивизм – хорошо адаптировавшееся к реальности дитя эпохи Просвещения. Позитивизм – это, если совсем уж коротко, уверенность в достижении всеобщего блага разумными методами. Все споры лишь о том, что есть благо и какие методы – разумны. Идеи были очень разной степени подкреплённости и художественной силы, но в общем и Чернышевский со своей чудовищной утопией, и Достоевский с его тонкой философией спасения – в равной степени дети позитивизма. И всё это – не просто поветрие, а следствие глубокого, ощутимого прогресса. Открываются новые научные законы, осваиваются всё новые и новые территории, каждый год в обиход входят всё новые и новые изобретения: электричество, телефон, автомобиль, кинематограф. Рядом с этими временами блекнет не только наше время, когда главным событием является создание нового айфона, но даже середина века двадцатого, когда люди были реально готовы поверить в то, что мы завтра же высадимся на Марс в полном составе.

Он всмотрелся в лицо обманутой темноволосой девушки и увидел, что оно действительно было исполнено досады. Получив записку она настрочила: « Да, конечно понятно. Но всё-таки это очень обидно. Не знаю, что с собой делать…» Получив записку, рыжая – исполненная удивительной красоты и свежести – едва заметно недовольно поморщилась, но через некоторое время всё-таки отвечала: « Дорогая, ну не грусти. Я тебе с самого начала пыталась намекнуть, что он мудак. В любом случае ты достойна лучшего ».

– Однако в какой-то момент весь этот ажиотаж надломился. Принято связывать этот надлом с эйнштейновской Теорией относительности, но в одночасье это, конечно, не произошло. Кто-то оглянулся вокруг себя раньше, а кто-то позже. А оглянувшись, они увидели следующее. Представьте себе, вы сидите в комнате, в полумраке. У вас на столе слабенькая керосиновая лампа и освещён только стол и та книга, которую вы читаете. Вы уверены, что находитесь в небольшом помещении, что вам ничто не угрожает и всё под контролем. Потом лампа вдруг меняется на мощную электрическую лампу, которая освещает и стол, и что-то на полу, и вас самих. Вы разглядываете себя – и чего-то не можете понять. То, что лежит на полу, вам неведомо. А где стены, вообще не ясно. Примерно это произошло с сознанием людей на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков. Чем больше они узнавали, тем меньше им становилось понятно, что же на самом деле за мир их окружает. Отсюда – всеобщее ощущение неуверенности, страха, потери истины. Когда Ницше говорил о смерти Бога – он имел в виду, конечно, не буквальную смерть, а тот простой и неопровержимый факт, что религия перестала быть всеобщим и неоспоримым источником истины. В эпоху постмодернизма, отрицающего возможное господство какой-либо идеи, это совершенно не удивляет и не пугает, для тогдашнего человека это было шоком.

Девушка во втором ряду написала свой ответ отрывисто, быстро, но на столе у её соседки он пролежал долго: та последовательно записывала сказанное Зенкевичем. На бумажке было: « Будем надеяться… А знаешь, с кем он мне изменил? ». Наконец, рыженькая на некоторое время уставилась на записку и быстро черкнула: « Нет ».

– Так вот писатель Кржижановский поймал это ощущение в метафору, очень похожую на ту, что привёл я – только тоньше и универсальнее. В дом его героя, человека под говорящей фамилией Сутулин, входит некто – «серый, под цвет сумеркам, всочившимся в окно, человек» (обратим внимание на характерное слово – «всочившимся» – он постоянно занимается вот таким вот словообразованием при помощи приставок и окончаний, причём просто ради украшательства, чтобы текст играл новыми красками). Этот пришедший господин обозревает снимаемую героем комнату: «комната ваша: спичечная коробка. Сколько здесь? – Восемь с десятыми». Предположим, что система измерения – квадратный аршин – то есть, комната Сутулина была примерно четыре квадратных метра, да даже если и восемь с десятыми – это метры, всё равно негусто. Эту проблему и предлагает Сутулину решить этот самый визитёр: он достаёт тюбик с надписью «Квадратурин» – так называемое «средство для ращения комнат». Средство ещё не испытанное, так что предоставляется бесплатно, в качестве эксперимента. Сутулин, конечно, соглашается и, разведя средство в воде, согласно инструкции, мажет им стены своей комнатушки. И на следующий день он обнаруживает, что стены в его комнате уже разрослись.