Тони Мориссон - Любовь

Не успела сесть, как ее пронзило и перетряхнуло острое ощущение бытия, новой жизни в настоящем доме, в первом на ее веку. В таком, где у каждой комнаты свое назначение и всякие особенные, только ей положенные вещи. Задумалась: что больше нравится ее Хорошему Дядьке. Бархат? Ивовая плетенка? Сам или не сам он все это выбирал? Может, ему было вообще без разницы? Эй, тебе ведь не нравилось здесь, правда? А кто бил лампы? Кто их потом склеивал – Кристина? А за шторы небось Гида хваталась? Она всю дорогу о тебе талдычит. О том, как обожала тебя, но она ведь придуривается, верно? А Кристина тебя ненавидит. На том портрете твои глаза улыбаются, а в углах губ алчные складки. Женился на одиннадцатилетней девчонке. А я в одиннадцать сбежала. Меня сперва вернули, потом заперли в исправиловку. У меня был десантник Джо, но его отняли. Если б ты меня только видел тогда! – никто со мной даже и водиться не хотел. А ты бы обо мне стал заботиться, ведь ты меня понимаешь – и меня, и все на свете, и никому бы не отдал. А на Гиде ты женился, чтоб защитить ее? Иначе-то никак нельзя было? Один старикашка меня заставлял кое-что делать. Насильно. Но я не стала. Ты бы там был – убил бы его. А эти говорят, я сама пыталась, а я – нет, и в мыслях не было. Ну, убивать то есть. Я знаю, это ты меня сюда позвал. Нашла газету на автобусном вокзале и прочитала объяву. Прямо как на меня смотрела – лежит себе на сиденье рядом. А я ведь так просто – на драку-собаку. У какой-то тетки из кошелька две двадцатки – цап-царап! А не оставляй сумочку около раковины, если идешь в другой конец сортира руки сушить. Я ее сумочку на пол сбила, подняла – извините, мол, извините! Она даже и не проверила. А еще Терри как бы дала мне поносить кое-какие из ее шмоток. Ну, как бы дала. В смысле, если бы я попросила. Мы с ней в «Красной луне» познакомилась. В исправиловке мне за три года работы дали сто долларов. Я их потратила на кино и еду. А Терри в «Красной луне» официанткой работала. Мы подружились, хохотали с ней как бешеные. Она мне предложила у ней пожить, когда я рассказала, как я сплю днем. Когда в церкви, когда в кино, на пляже где-нибудь под пирсом. А так хожу, брожу все время, чтобы копы, увидев меня, не подумали, что я под кайфом или еще чего. Никогда я и не пью, и не колюсь. Вообще-то это как бы ничего, приятно, зато потом в башке такой шурум-бурум – массу всякого интересного пропускаешь. А я ничего пропускать не хочу – вообще ничего. Столько лет взаперти просидела! Наверное, сама виновата. В пятнадцать лет еще бы чуть-чуть – и вышла. Должна была понимать. Но я только мальчишек понимала, а взрослых – нет. Какого я себе мальчика завела, а? Тебе нравится? Симпатяга, правда же? Такой приличненький, стыдливенький. А у кого еще такие ноги? А плечи – в милю шириной, а идет, так даже и не шелохнутся. Прямо бог! Я еще им попользуюсь, ладно?

Пришел сегодня поздно – дед его задержал. Холодрыга была в гараже – жуть, а мы все равно перетрахались в дупель и мяса еще жареного нажрались. Видел бы ты, какого мы там шороху навели. Да ты ведь видел, видел же? Ты ведь присутствуешь где хочешь, а отель – я знаю – ты любил больше, чем дом. Когда мы с моим пацаном туда ходили, я это сразу поняла. Чувствовала тебя везде, по всему зданию. Гида хочет, чтобы я что-то сделала для нее в отеле. Что именно – не говорит, но я знаю: это чтобы разом покончить с Кристиной. Размечталась. И что только за игры они выдумали. Все равно проиграют обе. А по мне так главное, чтобы не я. И не ты. Не знаю, наверное, не стоило так говорить. Извини. Хотя чего там – я просто еще не привыкла. Иногда забываю, что ты мой Хороший Дядька.

Туристские ботинки, купленные по наущению Анны Криг – вот было бы то, что надо. Путь к отелю таит множество каверз, особенно если пешеход в истерике – это раз, холодным вечером в теннисных тапочках – это два, да к тому же на босу ногу. Педантичная Анна Криг экипировалась бы по полной форме: рюкзак, вода, фонарик, Brot [53] Хлеб (нем.). , сушеная рыба, орехи. Это у нее Кристина научилась готовить, когда они обе, жены американских солдат, жили в военном городке в Германии. Двадцатилетняя девчонка, да еще и обреченная все закупать в гарнизонной лавке, Анна была настоящим маэстро сырых овощей, к примеру картофеля, из которого умела приготовить множество блюд, лихо управлялась с рыбой и морепродуктами, но особенно удавались ей роскошные десерты. Пиво и кулинарные уроки делали вечера веселее, так что брак Кристины развалился позже, чем мог бы, но в конце концов в нем воцарилась та же мерзость запустения, что и в их квартире. В благодарность за уроки Кристина однажды согласилась пойти с Анной в пеший поход. Купила крепкие ботинки и рюкзак (по выбору Анны), и ранним утром они вышли в путь. На полпути к той точке, что была намечена как полпути, Кристина встала и запросилась домой – поймать попутку, и назад, на базу. Ноги горели огнем; легкие рвались на части. На лице Анны отразилось крайнее разочарование, но и понимание тоже. «Ах, бедные, изнеженные американцы – никакого упорства, никакой силы воли». В молчании они поплелись назад.