«Пикей, – говорят они, – ты хороший человек, ты делаешь другим людям добро. Но ты не знаешь Европу. В Европе человечность – большая редкость. В Европе действия людей диктуются страхом, а не любовью».
Любовь? Если они только и делают, что следуют правилам и инструкциям, как они могут верить в любовь? Может ли Лотта его любить, когда люди в Европе живут только для того, чтобы придерживаться правил?
Он понимает, что в Европе сложно. Но одновременно чувствует, что его мысли оживились. Пикей размышляет, решает проблемы и мучается над прописными истинами, которые ставят все вверх дном. До этого он плыл по течению чувств, а сейчас замечает, как большое течение путешествия становится все более узким и медленным ручьем. Он ступает на неровный путь, его собственный путь. И тогда он вздыхает, пытается удержаться на плаву и допускать только рациональные мысли.
Может быть, Лотта больше не ждет его?
Но когда он лежит на чересчур мягком матрасе под слишком толстым покрывалом в квартире Сильвии и терзается сомнениями, он пытается создать этим мыслям противовес. В темноте он думает о своей матери. Она сидит на полу рядом с кроватью и охраняет его. Она и есть тот самый противовес. В реке темных воспоминаний она – маленький, но яркий луч света. В сиянии этого света он засыпает.
«Ты не сможешь добраться до Швеции на велосипеде». – «Почему же, я могу».
Он еще не успел купить новый велосипед, когда к нему приходит хозяин галереи, представляется господином Манфредом Шеером и говорит, что восхищается целеустремленностью Пикея.
«Пожертвовать собой ради того, кого любишь, это красиво и достойно уважения. Если бы больше людей руководствовались любовью, – рассуждает он и продолжает: – Тогда мы жили бы в лучшем мире». И говорит, что у него есть для Пикея подарок.
Они идут в мастерскую, и хозяин галереи подает квадратный конверт. Пикей открывает и достает билет, нет, два билета на поезд.
«Это слишком много», – говорит Пикей и хочет за себя заплатить.
Хозяин галереи отказывается взять деньги, но после некоторых колебаний соглашается принять в подарок две картины Пикея.
«Вена, западный вокзал – Копенгаген С» написано на билете. «Копенгаген С – Гётеборг С» стоит на втором.
Вена – Пассау
Пикей быстро опускается в мягкое кресло. Сиденье такое мягкое, что он как будто не чувствует свои кости, и кажется, что тело состоит лишь из мягких частей. Ребенком он спал на соломенном матрасе на полу. В съемной комнате в Нью-Дели – на кровати с матрасом из плетеного пенькового каната. В вагонах индийских поездов второго класса без мест стоят деревянные скамейки или твердые пластмассовые сиденья. На велосипеде твердое кожаное сиденье. В автобусах в западной Азии – плоские, блестящие, твердые пластиковые скамейки. Он привык чувствовать лопатки, копчик и таз. Он хочет, чтобы было понятно, где заканчивается тело и начинается сиденье. Когда он беспрепятственно погружается во что-то мягкое, у него появляется чувство нереальности.
Почему европейцы подстилают толстые слои подушек, обивки и матрасов? Они мерзнут или чувствуют себя потерянными? Может быть, они боятся? Страх жесткости их собственного тела?
Вена, Мельк, Линц, Вельс. У городов Европы странные односложные названия.
И снова он приближается к границе. Поезд со скрипом останавливается. Пикей слышит запах влажности, холода, стали, горелого асбеста и шерсти. Проход заполняют люди в униформе.
Дверь купе открывается.
«Паспорт, пожалуйста!»
Он тянется за своим зеленым индийским паспортом. Немецкий пограничный полицейский листает экзотический паспорт. Ведь не каждый день в Пассау встретишь гражданина Индии.
«Нельзя, господин. We are so sorry [42] Нам очень жаль ( англ. ).
. Пройдемте с нами!» – показывает на него полицейский.
Пикей должен выйти из поезда и следовать за пограничным полицейским в участок, который находится на другой стороне стоящего поезда.
«Вот дерьмо», – ворчит он, выходя из поезда. Он научился этому у Сильвии в Вене, откуда отправился только этим утром.
«Все пропало, – думает он. – Они считают меня нелегальным иммигрантом, который хочет обосноваться на их богатой красивой земле. Они верят, что я заберу их работу, их женщин и буду обузой государству. Но я хочу только проехать дальше! Мне не нужна ваша Западная Германия!»
Они просят его открыть потрепанный чемодан. У них жесткий взгляд и окаменевшие лица. Они ищут в чемодане запрещенные вещи, думает он. Они копаются в его грязном белье и находят резиновую камеру от велосипеда и связку писем в светло-голубых авиаконвертах, которые перевязаны тонкой грязной пеньковой нитью.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу