Ричард Йейтс - Пасхальный парад

— Говард, знаешь, о чем я подумала? — сказала она в их последнее утро, выпавшее на воскресенье. — Позвоню-ка я сестре. Может, мы на обратном пути сделаем крюк и заедем повидаться?

— Почему нет, — отозвался он. — Хорошая мысль.

— Нет, ты в самом деле не против? Это ведь не совсем по дороге, к тому же все может обернуться какой-нибудь ужасной, неприличной сценой.

— Бог мой, Эмили, конечно, не против. Я всегда хотел познакомиться с твоей сестрой.

И она позвонила. Ответил мужской голос, но это не был Тони.

— Она сейчас отдыхает. Что ей передать?

— Да нет, я просто… Это Тони-младший?

— Нет, Питер.

— О, Питер. Я хотела… Это Эмили. Эмили Граймз.

— Тетя Эмми! То-то, я думаю, знакомый голос… Договорились, что они заедут в этот день, между двумя и тремя.

— Готовься, Говард, — сказала она, когда дорога свернула на Сент-Чарльз. — Тебя ждет сущий кошмар.

— Не болтай глупости.

Она надеялась, что дверь откроет Питер, за этим последуют объятия и дружеское рукопожатие («Как поживаете, сэр?»), а потом они все со смехом пройдут в гостиную… Но дверь открыл, точнее, приоткрыл Тони, кажется, готовый тут же ее захлопнуть, защищая неприкосновенность своего жилища. Однако, увидев, кто стоит на пороге, он поморгал ресницами и отступил, давая им дорогу. Эмили заранее гадала, как она обратится к человеку, которого называла мерзавцем и орангутангом и к тому же грозилась убить.

— Привет, Тони, — сказала она. — Это Говард Даннингер. Это Тони Уилсон.

Тони промямлил, что он рад с ним познакомиться, и повел их через прихожую.

Сара сидела на диване, поджав под себя ноги, как это делала Эдна Уилсон. На ее губах застыла странная улыбка. Только вглядевшись повнимательнее, Эмили поняла, что в ней было не так: Сарина нижняя половина лица потеряла всякую форму.

— Ой, Эмми, — запричитала она, тщетно прикрывая рот ладонью. — Я жабыла вставить жубы.

— Ничего, — успокоила ее Эмили. — Сиди спокойно.

Однако было совершенно очевидно, что Сара просидела спокойно уже полдня, и даже если бы ей захотелось встать, не факт, что ей бы это удалось.

— Эмми, сядь рядышком, — сказала она после того, как все были друг другу представлены. — Я так рада тебя видеть.

Она неожиданно крепко стиснула ее ладони. Сидеть боком, когда твои руки сжимают и поглаживают, держа их у себя на коленях, было неудобно, уж лучше придвинуться, но стоило Эмили прижаться к Саре, как она оказалась в зоне тяжелых сладковатых алкогольных паров.

— Моя маленькая сестренка, — приговаривала Сара, а Эмили все пыталась отвернуться, чтобы только не видеть эти обнаженные черные десны. — Вы хоть понимаете, что это моя маленькая сестренка?

Тони флегматично сидел на стуле напротив дивана в заляпанном краской джинсовом полукомбинезоне с видом уставшего работяги. Рядом с ним Говард Даннингер вымученно улыбался. Единственным, кто чувствовал себя уверенно в этой компании, был Питер, который за время, что они не виделись, превратился в импозантного молодого человека. Он тоже был в перепачканной прозодежде — перед приездом гостей они с отцом красили дом. Эмили он нравился, хотя ни высоким ростом, ни особой красотой он не отличался. Была в его движениях какая-то элегантность, а в глазах светился иронический ум.

— Ты уже закончил семинарию, Питер? — спросила его Эмили.

— Еще год остался. Занятия начинаются на следующей неделе.

— А как ты провел лето?

— Спасибо, нормально. Побывал в Африке.

— В Африке? Да ну?

Следующие несколько минут превратились в его монолог, который, слава богу, избавил всех от необходимости поддерживать разговор. Когда он дошел до фразы, что Африка — это спящий великан, «только начинающий потягиваться», он медленно развел в стороны накачанные руки со сжатыми кулаками, как бы иллюстрируя свои слова, и в этот момент Эмили подумала, что многие девушки наверняка мечтательно заглядываются на Питера Уилсона.

— Ах, Эмми, — сказала Сара. — Моя умница, как же я тебя люблю.

— Это очень мило, — отозвалась Эмили и по прищуренному взгляду Тони тотчас сообразила, что не то ляпнула. — Я хотела сказать, что… я тоже тебя люблю, — поспешила она прибавить.

— Разве она не чудо? — обратилась Сара к присутствующим. — Гови, скажите, разве моя сестренка не чудо? Ничего, что я называю вас Гови?

— Конечно, — любезно отозвался Говард. — Еще бы не чудо.

Прошло уже больше года, как Сарину голову обрили, но волосы ее до сих пор торчали тусклыми неряшливыми клоками. Бесформенная нижняя половина лица — это бы еще полбеды; Сара вся раздалась и обмякла, и выглядела она гораздо старше своих лет.