Олег Мальцев - Желтое воскресенье

«Сколько прошу своих охламонов смазать, так нет же, некогда, один Жанкой занят по горло, другой от чтения свихнулся, на уме — одно: коммуникабельность, микроклимат… Раньше по двадцать человек на кухне ютились — вот микроклимат был! А теперь живого человека по лампочке встречают, где уж тут коммуникабельность!»

Думая так, старый механик имел в виду «хитрое устройство»: лампочка в машинном отделении загоралась при открывании двери, заранее предупреждая о приходе кого-то. Механик знал об этом, но не сердился, иронизируя в душе над «примитивностью» изобретения. Но все же насупился, придавая лицу строгое недовольное выражение. Несмотря на внешнюю суровость, Громотков любил парней искренно и нежно и ничуть не изменился, когда узнал от стармеха, что Андрей и Мишо обманули его. Он искал оправдания ребятам не в черствости их души, а в молодости.

Жалобный скрип двери был единственным звуком в мертвой тишине трюма. «Что они там, заснули?! Не шебаршат, черти!» — недовольно подумал механик. В машинном отделении не было обычного веселого гудения огня в топках, но стойкий запах мазута, горячего пара волнующе действовал на Громоткова.

Он увидел Андрея издали, за пузатой бочкой котла под тусклым направленным светом. Старков работал, стоя у верстака, нанося размашистые удары бронзовым ручником. Большая косматая тень прыгала рядом по боковой переборке.

Механик подошел близко, молодой помощник зажимал тиски, наваливаясь всем телом, затем ударил ручником по согнутой рукоятке. Глядя на коротко остриженный затылок Андрея, механик улыбнулся; он заметил, что у Старкова от лишнего усердия вспотела губа, которую тот то и дело облизывал.

— Посторонись-ка, Андрюша! Где твой кореш?!

— А, Степанович, — машинист повернулся, улыбнулся одними губами, оставаясь серьезным и сосредоточенным в деле. — Да Жанна умыкнула его. Пошли уху варить. — Хитро сощурил глаза. — Степанович, вы, говорят, Моби Дика поймали сегодня?!

— Что еще такое?!

— Да это мелвилловский белый кит, значит!

— Ты, Андрюша, как думаешь, у них серьезно?!

— У Мишки серьезно, а у Жанки — не знаю.

Громотков осторожно спросил:

— А ты, Андрюха, с Валентиной забросил?

— А, разонравилась!!!

— Вот те на!

— Женщина — как галушка: кто выловит, тот и съест…

— Ну ты, философ, — рассердился механик, — сам еще сосунок, а судишь как… Знаешь сколько прожить нужно, чтобы пришабриться друг к дружке? Вон ты клапана протираешь полдня, а тут жизнь…

Громотков постоял еще немного, приглядывая за его работой, как вдруг оттолкнул его грубо, с внешне неприметной силой одним махом отвернул ручку, затем вложил красномедные прокладки в губы тисков и завернул их с той же сноровистой силой, зажал форсунку. Вся операция заняла несколько секунд. Андрей ошарашенно глядел на старика: «Экстра-класс!!!»

— И вот еще что: ручку с молотком не заноси за голову — лишняя работа, понял?! Ты какой институт кончал?

— Московский областной, истфак, свободный диплом, — горделиво выпячивая грудь, отчеканил Андрей. Веселые рыжие веснушки прыгали на кончике носа.

— Лоботряс ты, а не истфак, — вдруг спокойно сказал механик.

— Федор Степанович! Отчего же так?! — смешался Андрей, не понимая внезапной перемены настроения старика.

— Кто же ручником по форсункам бьет, ты лучше по головушке своей бестолковой. — Потом вспомнил слово и с раздражением повторил: — Свободный?! От чего свободный-то: от школы, от воспитания детей, от благородного дела? Может, государство хотело из тебя второго Сухомлинского сделать, а ты по трюмам лазишь со своим высшим, как крот, женщин ни за что осуждаешь, дурацкие лампочки придумываешь!

— Да это не я, это Мишка…

Механик скривил презрительно рот и сочувственно покачал головой:

— А ты что же, и придумать уже не можешь? Поглупел? Ну вот что! Кончай мухам дули крутить! — И он быстро взял ломик, подковырнул крышку котла, обрушив ее с грохотом на железные плиты, и той же бледной тонкой рукой показал в направлении темного узкого лаза: — Полезай, трубки от нагара чистить будешь… Я тебе покажу свободный!

Потом повернулся спиной и, так же решительный и уверенный, принялся звонить на мостик, однако, не слушая трубку, все еще продолжал недовольно кричать:

— Да клапан нижнего продувания проверь, а то из тебя самого вареный Моби Дик получится!

— У нас, Степанович, рабочему человеку почет и уважение, а раз так, то я не опустился, а, наоборот, поднялся до него, — запоздало пробурчал Андрей. — Может, я в народники подался. А вашей старой лайбе все равно каюк, на Зеленый мыс уволокут, а там на иголки разрежут, на пенсион.