Олег Мальцев - Желтое воскресенье

— Фу, набузовался, еле Степановича на финише обогнал. Ну вы и здоровы есть! Жанночка! А на третье — поцелуй?!

Он потянулся вверх руками и, хрустя всеми косточками, пропел:

— Люблю я девок рыжих, нахальных и бесстыжих!

Затем плечом подтолкнул смущенного приятеля, но тот стоял молча, насупившись, не зная, как поступить дальше: рассердиться или нет. Ревнуя Жанну, Мишо понимал, что ведет себя глупо, но ничего поделать не мог: обычно подвижный, живой ум его в присутствии Жанны цепенел; казалось, Мишо был доволен ролью безвольного человека. Но по тому, как раскраснелось лицо молодой женщины, каким простым и милым стало оно, Мишо понял, что был не прав. Он не знал, за что конкретно любит Жанну: за голос, лицо или фигуру; ему нравилось все: и запах волос этой женщины, и звук голоса, — все то, что составляло ее привлекательность.

— А ты что же, Мишк, сачкуешь сегодня? Вон две форсунки почисть, пока мы с Андрюшкой насосом займемся.

Жанна, сложив стопку мисок и прижав их к груди, поднималась по трапу, бросая смущенные взгляды на вздорного механика.

Андрей молча, лукаво смеялся и тихо напевал: «Ах, зачем эта ночь так была хороша?!»

— Ну и дуралей же ты, Андрюха!

— А умных людей нету, Михаил Степанович!

— Ну да!! Вот огорошил!

— Точно, Степанович! Что мы видим чаще? Характер человека. И через его поступки: смелые, легкомысленные, вежливые, добрые, честные — судим о людях и ум почти никогда не принимаем в расчет…

— Вот за что я тебя люблю, Андрюха, — за ум-ней-шие суждения. А ты, часом, значок такой не забыл?

— Ну, точка…

— А это?!

— Ну, запятая…

— А все вместе, без «ну»? — допытывался механик.

— Ну, знаки препинания, в предложениях несут смысловую нагрузку…

— Во, Андрюха, смы-сло-вую, а ты чешешь бессмыслицу, так нельзя. Ум — это дар… предвидения и, конечно, не сразу, но по совокупности поступков определить можно. Ладно, Андрей, иди! — и он подтолкнул машиниста в спину к насосу, окрашенному серебрином.

Механик машинально оперся руками о крышку парового котла, но отдернул руки и смешно затряс ими в воздухе — обжегся. Вскоре задумался, пытаясь мысленным взором проникнуть за чугунную преграду кожуха, где, всего вероятней, неисправность, где взаимодействуют две противоборствующие силы: железо и пар.

Круглыми ключами — «звездочками» они с трудом отдали верхние прикипевшие гайки подводящего трубопровода; когда сняли фланец — предстал весь внутренний механизм, непонятный для Андрея: поршни, отверстия, штоки. И все это — кирпичного цвета от горячего пара, кроме тускло-свинцовых стенок цилиндра, блестевших в глубине; то, что раньше было работающим механизмом, теперь предстало мертво, однако вполне разумно, чтобы обеспечить подачу воды в котел.

— Заточи конец рашпиля и острием поковыряй здесь и здесь, — механик ткнул крупным синеватым ногтем и переспросил: — Понял?!

— Ума не надо! — вместо ответа нахально буркнул Андрей.

Старков долго возился у наждака, затачивая рашпиль, то включал его, доводя до высокого визжащего тона, то выключал в короткие минуты отдыха. Механик же взял в руки белый квадратный асбестовый шнур, обрезал его наискосок специальным ножом из ножовочного полотна, срастил оба конца, подгоняя один к другому. Затем густо смазал шнур мерцающим графитовым порошком, слабо разведенным в машинном масле, и еще держал его против света, придирчиво проверял место среза, чтобы в плотное соединение не прорвался могучий пар. Громотков автоматически приглаживал толстым пальцем косой срез, не доверяя даже глазам.

— Степанович, нашел! — заорал Андрей.

— Господи, ошпаренный! Чего орешь?!

— Нашел, Степанович! Где пар тормозится, там, оказывается, кусочек асбеста забился, каменный стал. Может, оборвался и прикипел в глубине золотника, еле отодрал. Вот отчего и ору, — смеясь, с гордостью, торжественно добавил Андрей. — И вовсе я не ошпаренный, а, говоря по-русски, чокнутый, — объяснил он еще.

— Ну вот видишь, Андрюха, а ты говоришь — ума не надо! Нет, мой дорогой, надо! Ох как надо!!

Вверху вновь скрипнула дверь, и вскоре спустился стармех, он что-то издали кричал, но слов разобрать было нельзя: шумел вентилятор.

— Погодь, Мишо! Не калахти! Слушаю вас, Эдуард Эдуардович!

— Вот что, четвертый, стоянка трое суток, циклон от норд-оста идет, девять баллов! — И прибавил: — С Карского моря прет… Заканчивайте свою работу, фановую систему надо прокачать, в гальюнах вода на правом борту поднимается.