Елена Сазанович - Перевёрнутый мир

Валька недоуменно захлопала рыжими ресницами. Она не понимала, шучу я или говорю серьезно.

– А одна девушка все-таки нашла силы покончить не только с кино, но и рассчитаться с жизнью. Ее звали Любаша. Красивое имя, и девушка была очень красивой и очень веселой, – безжалостно продолжал я, сверля своего двойника злым взглядом. Но ни один мускул не дрогнул на красивом лице Ростика. Его выдавала разве что смертельная бледность. И все-таки, с каких пор он научился так мужественно держаться, этот слабый, безвольный актеришка? Пожалуй, с тех самых, как все у меня украл.

– Не может быть! – Валька готова была расплакаться. Мир кино разрушался у нее на глазах.

– А мой лучший друг Лютик украл сценарий у хорошего парня, студента, – не унимался я. Мне доставляло удовольствие мучить и Ростика, и его любимую жену. – А потом напоил очень хорошую девушку, Риту, и не преминул воспользоваться ее состоянием, ее слабостью и неопытностью, пообещав главную роль в фильме. А Рита когда-то мечтала быть кинологом. Она обожала собак. А теперь она ничего не чувствует. Даже боли. Разве что научилась ненавидеть. И больше всего запах лютиков.

Ростик сидел, низко опустив голову и устремив свой неподвижный бессмысленный взгляд в чашку ароматного чая. Вообще, он выглядел несколько поглупевшим от благополучия. Равно как я поумневшим от череды неудач.

– А когда я сказал всю правду, меня признали сумасшедшим. И хотели упечь в психушку. – Я говорил дерзко, словно пытался обвинить во всем Ростика. Я не хотел брать вину на себя. – А спасла меня только жена.

Неожиданно мой голос дрогнул.

– Если бы не она… Я бы, пожалуй, погиб. Она мужественно терпела все мои безобразные выходки, пьянки, оскорбления. Я ведь даже чуть не сжег дотла наш дом. Она вытащила меня, полумертвого, с самого дна. Это удивительная женщина…

Ростик медленно поднял голову и удивленно на меня посмотрел. Похоже, из всех новостей его поразила именно эта. К предательству, подлости и даже смерти в том мире он был готов. Но только не к благородству. Похоже, он знал другую Вику, холодную, надменную железную леди, которая пыталась спасти их брак разве что нравоучениями.

– У вас замечательная жена, – тихо сказала Валька и шмыгнула носом. – Я, пожалуй, столько бы терпеть не смогла. К счастью, у меня идеальный муж. А ваша жена вас, наверное, очень любит.

– Вот это я не знаю – кого она по-настоящему любит. – Я наклонился и погладил Чижика, клубочком свернувшегося у моих ног.

– Она именно вас любит, – неожиданно подал голос Ростик, неотрывно глядя на меня. – Не каждого вытаскивают с самого дна. Некоторые сами выкарабкиваются. Вам повезло.

– Да, мне очень повезло.

Валька от перевозбуждения вскочила с места. И заметалась по комнате, размахивая руками.

– Господи, это такая страшная жизнь в кино! А я так верила, что там здорово, весело. Джакузи, рестораны, верные друзья, счастливые влюбленные. Что все такие благородные и честные! Я так верила! Нет, Даничек тысячу раз прав, нужно выбросить этот дурацкий телевизор на помойку! – Валька со злостью пнула мой дряхлый телевизор ногой, словно он был во всем виноват.

Мне вдруг стало жаль и телевизор, и фильмы, которые были сделаны действительно многими замечательными людьми. И я театрально расхохотался, показав свои безукоризненные белые зубы. Как на плакате, который висел над Валькиным, вернее, моим диваном.

– Успокойтесь, Валя, я всего лишь рассказал идею нового сценария. Это все фантазия, выдумка, гротеск. Это всего лишь кино. А в кино действительно есть много замечательного и доброго. И его действительно не зря любят все. – Я вдруг поймал себя на мысли, что от всей души признаюсь в любви к кинематографу.

Валька в недоумении остановилась и поправила кружевную салфетку на телевизоре. А потом рассмеялась вслед за мной. Ее личико разрумянилось, глазки заблестели, а веснушки стали еще ярче. Она похорошела, Валька. И могла быть мне отличной женой.

Дверь широко распахнулась, и вместе со снегом и ветром в дом ворвался доктор Кнутов. Его щеки горели от холода, а глаза были влажными от ветра. На его кепке таяли снежинки.

– С первыми заморозками и с первым снегом, ребята! – весело приветствовал он нас и, сбросив добротное полупальто, удобно разместился за нашим столом и стал растирать красные продрогшие руки. – Ух, как у вас здорово. И чай горячий. Что может быть лучше чашки горячего чая в морозный вечер.

Тускло светила настольная лампа, весело трещали дрова в печке, на окнах появились первые узоры, с улицы доносились всхлипы метели. Действительно, что может быть лучше в морозный вечер. Но все это мне не принадлежит, даже сам вечер. Я здесь чужой. И мне здесь так хорошо, что я до боли сжал виски. И прикрыл глаза.