Елена Сазанович - Перевёрнутый мир

Мои мысли не обманули и не предали меня. Здесь все было по-прежнему. Мое прошлое не умерло. Оно просто затаилось на время. Я нажал на калитку, и она скрипнула. И я услышал радостный лай. Ко мне со всех ног бежал Чижик. Я в бессилии опустился перед ним на колени. Целовал его узкую морду, гладил его рыжую взъерошенную шерсть.

– Чижик, Боже мой, я знал, Чижик. Я всегда знал, что ты жив. И мы обязательно встретимся. Мы встретились, Чижик…

Дверь моей сторожки отворилась. И на пороге показался высокий широкоплечий парень, заросший бородой. На нем была зеленая ветровка. Доктор Кнутов прав. Профессия накладывает свой отпечаток. На крыльце стоял типичный лесник. И вновь ревность кольнула мое сердце. По всем правилам моей судьбы, там должен стоять я. Но меня там нет.

Лесник направился прямиком ко мне. Я поднялся с земли и отряхнул грязные колени, к которым прилипли мокрые листья и ветки. Я поднял медленно голову. И машинально протянул руку для приветствия. И встретился с ним глазами.

Не знаю, сколько так мы стояли, рука в руке, застыв в немом молчании. Я уже знал, кто предстанет предо мной, если у него сбрить бороду, остричь наголо, одеть в дорогой костюм и широкополую шляпу. Передо мной стоял не кто иной, как Ростик. Хотя теперь даже мне стоит больших трудов его так назвать – Ростик. Поскольку он был вылитый я, только в прошлом.

– Здравствуйте, – спокойно, слишком спокойно сказал он. Его напряжение выдавали лишь глаза, так похожие на мои.

– Здравствуйте, – так же спокойно ответил я. И напряжение в моих глазах достигало самого высокого накала.

Пожалуй, мы оба не знали, что делать. Либо поколотить друг друга. За прошлое. Либо броситься друг другу в объятия. За прошлое. И оба думали, что станет теперь с нашим настоящим.

К вечеру похолодало. Начинались первые заморозки. Но температура вокруг нас достигла такого высокого градуса, что казалось, на деревьях набухнут почки. Шумел лес, пронзительно гудел ветер, и громко кричали птицы. Но тишина вокруг нас оглушала.

И вдруг ее вдребезги разбил звонкий голос.

– Даник! – раздалось из сторожки. И мы одновременно обернулись. С крыльца легко и весело, вприпрыжку сбегала конопатая девчонка.

– Даничек! – Она мигом очутилась возле нас. И не мне, настоящему Данику, бросилась на шею. Она со всей силы обняла Ростика. И поцеловала его в ухо.

Он не выдержал и тепло улыбнулся, как улыбаются детям и любимым женщинам.

– Познакомьтесь, – это моя жена. – Хорошо поставленный голос Ростика был уверен и тверд. Он чувствовал, как крепнут его позиции. Он был на своей территории.

Передо мной стояла Валька. Она ничуть не изменилась за это время. Те же веснушки на курносом носу, и те же ссадины на острых коленках. Тот же простенький сарафан, поверх которого наброшена фуфайка.

Валька наконец-то удостоила меня внимательным взглядом. В глазах Ростика появилось подобие страха, в моих – подобие надежды. И страх, и надежда были мгновенно разбиты.

– Не может быть! – защебетала Валька. – Этого не может быть! Вы же Ростислав Неглинов! Как здорово! Я обожаю ваши фильмы! И даже ваш плакат у меня висит над кроватью. Мой муж даже немножечко к вам ревнует, – кокетливо добавила она.

Похоже, в их семье я уже стал предметом для шуток. И мне так хотелось бросить ей в лицо, что она живет с Неглиновым, а не с плакатом. И счастливо ли?

Они стояли в обнимку передо мной, их лица откровенно сияли. Конечно, счастливо. И что-то заставило меня промолчать. Пока промолчать.

Чижик не отходил от меня. Лизал мои руки и преданно заглядывал в глаза. Я только сейчас заметил, что у моей собаки совсем другие глаза.

– Удивительно, – сказала Валька. – Вы – первый человек, от кого он ни на шаг не отходит. Чижик вообще все время лежит, такой грустный-грустный. Словно все время кого-то ждет. Просто невероятно, что он так ожил. Даже к Данику он не настолько привязан. Вы знаете, Даник однажды сбежал из поселка, а потом вернулся. И все, все его простили. Только не Чижик. Он даже поначалу на него бросался. Неужели собаки не умеют прощать?

Умеют, еще как умеют, подумал я.

Валька ласково погладила Чижика, но он на нее не обращал никакого внимания. Он преданно смотрел на меня. И я не узнавал его глаза. Словно в них застыла ночь, в которую он ушел от меня навсегда.

– Так жалко Чижика, – вздохнула Валька, отвечая на мой немой вопрос. – Он ведь почти ослеп. Он очень долго жил в лесу, совсем одичал. Нелегко ему было без Даника. Впрочем, теперь не так уж легко и с ним. К тому же он совсем старенький.