Вадим Голубев - Записки генерала Жихарева. Роман ужасов

— Не горюй, Вася! Скоро тебе от него никакой мороки не будет, — успокоил Пашка старого друга.

Привели Радека. Мало что напоминало былого щеголя в этом изможденном человечке в изодранной телогрейке.

— Собирайте вещи, Карл Бернгардович! Ваша просьба будет выполнена, — улыбнулся Пашка вошедшему.

— Меня привели с вещами. Какое счастье, что мои просьбы услышаны! Я еще пригожусь родине. Если не комиссаром — рядовым бойцом буду воевать! — выдохнул тот, поблескивая очками.

Пашка с Радеком сели в машину. По дороге Радек трещал о пользе, которую принесет на фронте.

— Сколько здесь людей без дела пропадает! Сколько военных… Направить их в действующую армию — внести огромный вклад в дело победы!

— Остановитесь! — велел Жихарев шоферу, когда отъехали километров на десять от лагеря.

Радек вопросительно посмотрел на него. Пашка вышел из машины и выдернул из нее Радека. Рывок был сильным, и Карл Бернгардович распластался на примятом снегу лесной дороги. Подскочил вылезший из машины Вася Фомин. Поставил Радека на ноги. Пинками его погнали к оврагу.

— Сейчас твое желание исполнится. Ты умрешь за родину! — дернул Пашка Радека за бороду.

— Вы делаете глупость! Вы бессмысленно меня убиваете! Если вы решили уничтожить меня — отправьте на фронт! Там я погибну с пользой для родины! — упирался Радек.

— Дорогое для государства удовольствие — куда-то тебя везти, — усмехнулся Пашка, вынимая браунинг.

Коротконогий Радег, дрожа от напряжения опустился на снег. Силы покинули его. Вася Фомин поставил Карла Бернгардовича лицом к березе. Пашка выстрелил в затылок. Радек дернулся и повалился навзничь, окрашивая снег кровью. Пуля вышла из его правого глаза и засела в дереве. Жихарев с Васей подхватили тело и столкнули в овраг.

— Снегом припорошить бы надо… — сказал Жихарев.

— Ничего, до весны лисы растащат. А следы наши тут же снег заметет. Да здесь никто и не ходит. Местные жители за двадцать верст наше заведение обходят, — отвечал Вася.

Пашка оставил время на встречу с Ирой. Водитель, зная, что задержатся до утра, напился пьяным. Он сам когда-то служил в этом изоляторе, и нашлись дружки, которые поднесли ему. Оставив его отсыпаться, Жихарев велел привести Иру.

— Как она? — задал Пашка вопрос Васе.

— Был приказ создать ей хорошие условия, не трогать как женщину. Посылки получает, письма пишет. Только вот инцидент с ней произошел: подрались из-за нее два воспитателя. Оба новенькие, недавно к нам переведенные. Зачинщика я посадил под домашний арест. Объяснил, что трогать ее нельзя, рассказывал Вася.

— Беда, товарищ начальник! — вбежал в кабинет старший конвоя. — Говорят, новый воспитатель, который под арестом не сидит, эту заключенную куда-то увел из барака.

— Найти немедленно! — распорядился Вася.

Минут через двадцать конвойные разыскали Иру. Ее нашли мертвой в бане. Жихарев и с Васей прошли туда. Ира лежала на полу. По ее левому виску расползлось сиреневое пятно. Рядом валялась шубка и содранная с Иры одежда. Струйка крови, вытекшая из ее заднего прохода, начала уже запекаться. Из полового органа мертвой торчал черенок лопаты.

— Я ведь запретил ее трогать! — строго сказал Вася приведенному воспитателю.

— Да я ее немного в попку. Думал — ничего, а она коньки отбросила, — потупился воспитатель — зверообразный детина с маленькими голубыми глазками на квадратной роже.

— Зачем это сделал? — вытащил Пашка из Иры черенок.

— Для интереса, — пряча глаза, ответил воспитатель.

— Наручники! — приказал Жихарев.

— Да, что же это такое! Из-за какой-то заключенной меня в тюрьму или на фронт?! — завопил детина.

Закончить тираду ему не дали. Подсечкой его сбили с ног и заковали в наручники. Пашка несколько раз врезал воспитателю по физиономии черенком от лопаты. Детина выплюнул пяток выбитых зубов. По его полушубку потекла кровь. Жихарев велел снять с воспитателя брюки. Конвойные с удовольствием выполнили этот приказ. Затем Пашка перевернул одну из табуреток и велел посадить детину голым задом на ножку. Тот пытался сопротивляться, но дюжие охранники снова сбили его с ног. Кто-то сбегал за топором и заострил ножку. Ножом обрезали полы полушубка, чтобы не мешали. Острие ввели воспитателю в анальное отверстие, а затем, приподняв детину посадили его. Что-то щелкнуло, детина закричал, струя крови хлынула на пол. Лицо воспитателя покрылось потом. Он непрерывно кричал, все глубже насаживаясь на ножку. Наконец, крики перешли в стоны, сменившиеся хрипами. Лицо воспитателя пожелтело, он глубоко вздохнул и замер.