Виктория Хислоп - Путешествие за счастьем. Почтовые открытки из Греции

Это была статуя женщины. Можно было увидеть ее ноги, ягодицы, спину, шею и, по всей вероятности, кромку волос на затылке. Теперь он осторожно выскребал комья земли пальцами. Она лежала лицом вниз, и Костас, освобождая статую из плена, заметил, что одна ее рука вытянута вдоль туловища, а другая заканчивается локтем. Для Костаса, который родился и вырос в деревне, такое зрелище было в диковину. За всю свою жизнь он ни разу не посетил музея.

Он понимал, что сейчас лопатой действовать опасно, и проводил по статуе ладонями — осторожно, едва касаясь.

Воспоминания о прикосновении к женскому телу были для него такими далекими, что он чувствовал себя чуть ли не грешником. Уже больше тридцати лет прошло. Может, и все тридцать пять. Он не помнил точно, когда в последний раз прикасался к жене или когда у него возникало такое желание. В свои восемнадцать лет, когда они поженились, Стелла была умопомрачительно красива. В двадцать пять все еще оставалась миловидной, но после рождения двоих детей ей стало будто наплевать на себя.

Дело было не в том, что она растолстела. Костас свыкся с тем, что жена тяжелее, чем он сам. Его расстраивало то, что она перестала мыться. Волосы Стеллы не знали воды месяцами, и он не мог понять, от головы ее или от грязного тела стоит неистребимая вонь над их кроватью. К сорока годам его жена выглядела на шестьдесят: она потеряла зубы и у нее повсюду начали расти волосы. Костас не смотрел на чужих жен, но и на свою тоже.

Он еще несколько часов провел, очищая статую, теперь только ногтями; выковыривал отдельные комочки, пытаясь ослабить мертвую хватку земли, которая вцепилась в свое сокровище. Он почти не верил своим глазам, глядя на то, что представало его взору. Но к десяти часам вечера Костас совсем обессилел, к тому же темнота затрудняла работу.

Когда он добрался до дому, на столе стояла тарелка, а его жена уже лежала в постели. Хрящеватое мясо остыло, но он проглотил его, почти не жуя, потом принял душ. В этот день ему пришлось долго выскребать грязь из-под ногтей. Под каждый набилась земля после праведных трудов в кипосе .

Костас вышел из душа, посмотрел в темноту, и на него снизошло незнакомое чувство удовлетворения. Закурив последнюю в тот день сигарету, он услышал уханье совы.

На следующее утро он уехал до рассвета, прихватив с кухни маленькую кисточку. Она ему понадобится, чтобы счищать землю со статуи.

Может быть, сегодня он сможет увидеть ее целиком.

Теперь он из садовника превратился в археолога. Он даже забыл о том, что пришло время сеять.

Тем утром он почувствовал, что камень снова сместился. Костасу хотелось увидеть лицо статуи, но для этого требовалось освободить ее целиком, вот только она была слишком тяжела, чтобы он смог ее повернуть.

Много дней он работал педантично и осторожно, будто эта мраморная женщина была самой драгоценной вещью на земле. В тот момент он так и считал.

Он удалял из-под нее землю и внезапно наткнулся на длинный тонкий предмет. Поначалу он подумал, что нашел кость какого-то животного, но это оказался палец статуи. Чуть согнутый, с идеально выточенными ногтем и складочками в месте сгиба. Костас аккуратно положил палец в нагрудный карман рубахи. Чуть позднее отыскалась остальная часть отломившейся руки — такой безупречной, такой хрупкой, что Костас поднял ее с чрезвычайной осторожностью. Она сохранялась почти в первозданном виде много-много лет, но он бережно держал ее в своих ладонях, словно фарфоровую. Он отнес мраморную руку к своей куртке и положил сверху. В его душе зашевелилось забытое чувство нежности.

Пошла третья неделя раскопок. Еще до рассвета Костас проснулся под звуки ливня, хлещущего по крыше. Он выпрыгнул из кровати, ухитрившись не разбудить храпящую жену, схватил одежду (проверил, на месте ли палец в нагрудном кармане) и вышел из дому.

Взревел двигатель пикапа. Костас дернул рычаг передач и поехал так быстро, как мог. Эх, нужно было вчера укрыть мраморную женщину! Когда он добрался до участка, то обнаружил, что труды последних дней пошли насмарку. Кругом была слякоть. Он чувствовал себя виноватым — как он мог оставить красавицу без защиты? Когда рассвело, он очистил ее куском ткани и продолжил раскопки. Влажную землю легче было копать, и он комок за комком вынимал ее, освобождая торс женщины, потом перешел к ногам. Работа измучила Костаса, но он не хотел спешить. Предвкушение само по себе было радостью.

С каждым вынутым комом, по мере того как обнажались мраморные бедра, голени, щиколотки, его одержимость росла. Статуя оказалась выше своего спасителя — почти два метра от макушки до пяток.