Виктория Хислоп - Путешествие за счастьем. Почтовые открытки из Греции

— Кажется, да, — пробормотала Эйрини.

Она представляла себе Байрона иначе. Совершенно не таким.

Ее дочери не слышали этого разговора. Для них ничто не могло испортить настроение этого дня, красочность и пышность зрелища.

Когда долгожданный гость приблизился и толпа расступилась, чтобы пропустить его, девочки поняли, что он смотрит в их сторону. Лорд Байрон, в его необыкновенном красном мундире с золотыми эполетами, показался им еще более впечатляющим, чем они ожидали.

Деспина в толпе была не единственной, кто взирал на него с восхищением. Байрон привык находиться в центре внимания, привык к тому, что тысячи глаз пожирают его. Он поощрял это, наслаждался этим и приветствовал поклонение собственной персоне.

Ему нравилось производить впечатление. Если бы не так, то он не выбирал бы подобных нарядов, не носил бы экзотических причесок, не заказывал бы вычурных шлемов, какие носили греческие воины.

Байрон любил быть любимым, но еще важнее для него было найти объект для своей любви. Он не чувствовал себя живым, пока не находил того, на ком мог сосредоточить всю свою энергию. В огромной толпе он всегда отыскивал отдельную личность. Женщины, случалось, падали в обморок, чувствуя силу его недолгого, но пристального внимания.

Его глаза, обрамленные густыми ресницами, стреляли по толпе и наконец остановились на Деспине, замерли на ней со сладострастным любопытством, которое он даже не пытался скрыть.

Поэт вместе со свитой подошел ближе к тому месту, где стояли женщины. И Деспина внезапно увидела два ясных озера света. На заднем плане в бесконечность уходило Средиземное море, и такими же бездонными казались глаза, чей взгляд был прикован к ней. Она поняла, что тонет в этих смешавшихся красках — голубой и серой со сполохами фиолетового. Глаза Байрона походили на весеннее небо в штормовой день во всей его красоте, непредсказуемости и страсти. Деспина не отвернулась — смело встретила вызов.

Он упивался зрелищем матовой кожи, которую всегда прятали от солнца, осиной талии, бледного румянца на щеках; он знал, что румянец — следствие его мимолетного внимания. Она напомнила ему об «афинской девушке» [27] Имеется в виду дочь вдовы английского вице-консула в Афинах Тереза Макри, которой посвящено стихотворение Байрона «Афинской девушке». , с которой у него был короткий роман. У него вызвали умиление нежные, детские щеки незнакомки, ее крохотные ушки и носик.

Мысли же младшей сестры Деспины занимал иной объект. Позади лорда Байрона Фотини заметила черноволосого мальчика. На его лице застыло мрачное выражение, и по его поведению она не могла понять, какие отношения связывают его с лордом. Мальчик, несший сумки, был слугой Байрона. И хотя он испытывал чувство благодарности к английскому аристократу, который был столь щедр к его семье на Закинтосе, но настойчивые амурные домогательства Байрона сильно смущали его.

— Посмотри, Деспина! Посмотри! — сказала Фотини, дергая сестру за рукав. — Посмотри на этого мальчика.

Но Деспина не могла оторвать глаз от поэта.

— Его рот, — хихикнула она, игнорируя младшую сестру. — Он говорит: «Поцелуй меня».

Чувственный рот Байрона был не менее примечателен, чем его глаза.

— Девочки, а ну-ка потише! — шикнула на них мать.

Замечания девиц Димоцис, казалось, смутили даже их горничную. Они вели себя неприлично на людях!

Фотини не проявляла теперь ни малейшего интереса к главному гостю — он прихрамывал, в волосах его пробивались седые пряди. Она не отрывала взгляда от красивого угрюмого мальчика, который тащился в конце свиты.

Байрон на пути к дому оглянулся через плечо и снова посмотрел на Деспину — он знал, что она по-прежнему не сводит с него глаз. И теперь вид темноволосой юной девы, словно сошедшей с картины, пронзил его сердце. Прибывшие отошли уже на порядочное расстояние от толпы, а поэт все чувствовал этот укол.

Был ли то роковой миг? Не очаровал ли Байрона восторженный взгляд Деспины настолько, что стал поворотным моментом в его жизни и началом конца?

Фотини вскоре забыла о «маленьком принце», как она окрестила слугу Байрона, а вот Деспина не могла выкинуть лорда Байрона из головы. Она все дни томилась, не могла ни есть, ни спать, не могла высвободить ни мысли, ни тело из этой хватки детской любви.

— Прекрати, Деспина, — уговаривала ее горничная. — Ты должна поесть что-нибудь.

А совсем неподалеку лежал в постели Байрон, не находил покоя, ворочался. Он подхватил лихорадку, и ежедневные припадки и приступы слабости лишали его сил.