Сергей Иванов - Противо Речия [сборник]

Однако один из горизонтов неизбежно станет последним, и твой личный транзит из прошлого, которого уже нет, в будущее, которого уже не будет, завершится. Очень важно понять это как можно раньше.

Поэтому когда это случится и кто-то из невидимых небесных клерков вычеркнет мое имя из своего тертого гроссбуха, единственное, по чем я действительно буду скучать, – это по своей семье.

Ну, и еще, может быть, по клубнике.

…и вот именно в тот момент, когда ты уже почти ощущаешь себя в безопасности, значительная часть твоих личных точек расставлена окончательно и бесповоротно, а жизнь, вырулив наконец из затейливо переплетенных между собой узкоколеек, стелется безупречной манящей магистралью, в этот новый, восхитительный и еще толком не обжитый мир врывается любовь.

Она атакует молниеносно и безжалостно – сразу по всем фронтам и направлениям, густо накрывает огнем, обволакивает дымом и, словно не замечая, сметает казавшиеся такими несокрушимыми редуты.

С ней невозможно заключить перемирие или вымолить хотя бы секундную ничтожность передышки. Она не признает белых флагов, контрибуций и не берет пленных.

Она – совершенное, непревзойденное, поистине божественной силы оружие индивидуального поражения, коктейль из гнева и благодати Господних, смешанный в только ему одному известных пропорциях.

И ей плевать, ждал ли ты, готовился ли ко всему этому – любовь не нуждается в инвайтах.

Она просто входит, насаживает твое сердце на острие своего штыка, и вот ты лежишь посреди испещренной тлеющими воронками магистрали и смотришь в ставшее каким-то совершенно иным – близким и необыкновенно сочным – небо.

Растерзанный.

Угасающий.

Счастливый.

Изувеченные и обескровленные. Опустошенные бесконечным ноябрем – бездомным псом, жадно обглодавшим бо́льшую часть осени и без остатка растворившим зиму в своей ненасытной утробе – наши капсулы-души, привычно обманутые первыми солнечными днями-уловками, слегка приоткрываются, стараясь впитать в себя максимальное количество тепла, которого заведомо будет мало, и любви, которая изначально обречена.

Похоже, именно эта осознанно иррациональная, безнадежная тяга к непостижимо простым вещам – например любви – и наполняет каким-то содержанием этот безотчетный, но обязательный к исполнению цикличный, как и вся наша жизнь, ритуал, больше похожий на нагромождение разновеликих ломтей безумия. Еще одно изобретение Бога – его изощренный стиль сложно не узнать.

Бог – крупье. Его единственная задача – вовлечь тебя в игру, ведь вне зависимости от твоего персонального результата казино всегда в выигрыше. Здесь нет никакого особого механизма, а тем более мошенничества – просто у Бога несоизмеримо больше времени и ресурсов, чем у кого бы то ни было. Поэтому он дает нам шанс насладиться самим фактом вовлеченности в процесс, сделать персональную зарубку на шкале вечности.

Ты подходишь к столу. Медленно и аккуратно – пытаясь не расплескать атмосферу – усаживаешься в кресло. Элегантным жестом, словно фортепианный клап, отбрасываешь верхнюю крышку лэптопа. Несколько мгновений – и в пространстве загорается видимая только тебе одному бледно-зеленая лампочка интеркома. Ты готов к приему, вербализации и ретрансляции – ты в игре.

И здесь реальность выплевывает прямо в центр твоей стерильной безукоризненности увесистую порцию дряни – об автоматчиках в центре столицы, о нефти, о дивидендах учителей, врачей и газосварщиков, а также о жизненно важном выборе, который ты должен немедленно сделать между непонятными тебе людьми с еще более непонятными планами и перспективами. Бледно-зеленая лампочка, глумливо мерцая, гаснет.

Бог не терпит конкурентов. Бог оффлайн.

Ты остаешься один. Тепло неумолимо ускользает. Любовь, еще секунду назад имевшая все шансы стать осязаемой, понятной и неотъемлемой частью тебя, прямо на глазах покрывается некротическими пятнами неопределенности.

Реальность – зло. Она убивает главное: непостижимо простые вещи.

…и на шестой день недуга я наконец вышел в люди. Много прекрасного открылось моему взору, еще больше – воображению.

Видел людей я, опавшие листья гребущих. Линялые оранжевые жилеты, пергидроль, роба, хна. Цепкие руки в грязных коммунальных перчатках, целлофан, мешки – весь инвентарь.

– Зачем гребете? – спрашиваю. – Ведь это чем-то там воспрещается.