Евгений Попов - Тихоходная барка Надежда (Рассказы)

— А ты считаешь, что была допущена несправедливость? - хитрил Саша, любуясь Струковым.

— А как же иначе? - уверенно сообщил тот. - Форменное же издевательство над девчонкой, несмотря на то

что она - тоже стерва. Нашла куда идти и кому рассказывать. Бог - не фрайер, вот он и восстановил баланс. Эта

теперь маленького в музыкальную школу водит, а Клоповоз в гробу лежит.

— Ну уж, это неизвестно, кому лучше, - вдруг сказал Саша.

— Нет уж, это ты брось и мозги мне не пудри, - сказал Гриша. - Философия твоя на мелком месте, как, по

мнишь, всегда говорил тот наш идиот-общественник, старый шиш?

— Помню, помню, - вспомнил Саша. - Я еще помню, помнишь, он к нам когда первый раз пришел в пятую аудиторию... в зеленой своей рубашке и, нежно так улыбаясь, говорит: - Ну, ребятки, задавайте мне любые вопросы. Что кому непонятно, то сейчас всем нам станет ясно... - Любые? - Любые. - И через десять минут уже орал на Егорчикова наш мэтр, что он таких лично... своими руками... в определенное время... на крутом бережку... Красивый был человечище!

- Да уж, - хихикнул Гриша. - Задул ему тогда Боб.

Я как сейчас вопросики эти помню, вопросы что надо, на засыпон. Этот орет, а Боб ему: - То, о чем я спрашиваю, изложено, кстати, в сегодняшней газете "Правда"...

И вдруг страшно посерьезнел Гриша.

- Знаешь... понимаешь...- внезапно зашептал он, приблизив к Саше думающее лицо. - Мне кажется, что...

что разрушаются какие-то традиционные устои. Понимаешь? Устои жизни. Как-то все... совсем все пошло враз

брод. Как-то нет этого, как раньше... крепкого чего-то нет такого, свежего... Помнишь, как мы хулиганили, лекции пропускали? А как с филологами дрались? А как пели?

Там в океан течет Печора, Там всюду ледяные горы, Там стужа люта в декабре, Нехорошо, нехорошо зимой в тундре!

В стену опять застучали, но Гриша даже и не шевельнулся.

— А что сейчас? - продолжил он. - Какие-то все... нечестные... Несчастные... Мелкие какие-то все. Что-то

ходят, ходят, трясутся, трясутся, говорят, шепчут, шуршат! Чего-то хотят, добиваются, волнуются... Тьфу, противные какие!..

— Постарели мы, - сказал Саша. - Вот и всего делов.

— Нет! - взвизгнул Гриша. - Мы не постарели. И я верю, что есть, есть какой-то высший знак, фатум, и все!

ВСЕ! - в том числе и моя бывшая жена-стерва, будут строжайше наказаны! Я не знаю кем, я не знаю когда, я не знаю как. Я не знаю - божественной силой или земной, но я знаю, что все, все, в том числе и ты, и я, все мы, вы, ты, он, она, они, оно, будем строжайше, но справедливо наказаны. Э-э, да ты совсем спишь, - огорчился он.

— Ага, - признался Саша. - Совсем я устал что-то, знаешь, как устал.

— Ну и давай тогда спать, - сказал добрый Гриша. - Я полезу наверх, а ты на диване спи. Тебе простыню по

стелить?

— Не надо, - сказал Саша.

— А я тебе все-таки постелю, - сказал Гриша. - У меня есть, недавно из прачечной.

И постелил ему простыню, и погасил свет, и полез на полати.

— Саша, ты не спишь? - спросил он через некоторое время.

— А? - очнулся Саша. - Ты что?

— Извини, старик, я сейчас, еще секунду...

Он спустился вниз и забарабанил в стену к соседям.

- Надо им ответить. Чтоб знали, как лупить. Совсем обнаглели, сволочи, - удовлетворенно сказал он.

И мурлыкал, карабкаясь по лестнице:

Там в океан течет Печора...

А Саша спал. Ему снились: ГУМ, ЦУМ, Красная площадь, Третьяковская галерея, Музей Пушкина, певица София Ротару и поэт Андрей Вознесенский. Легкий Саша бежал вверх по хрустальным ступенькам и парил, парил над Москвой, над всеми ее площадями, фонтанами, дворцами. Скоро он устроится на работу по лимиту и получит временную прописку, а через несколько лет получит постоянную прописку, и тогда - эге-гей! - все держитесь!

- Все хорошо, - бормотнул он во сне.

Ну, хорошо так хорошо. Утро вечера мудренее. А пока - спи, спи, молодой человек, набирайся сил. Жизнь, наверное, будет длинная.

Шел я как-то по улице, радуясь великолепию летней утренней погоды и солнечным лучам, отвесно падающим на мою побритую безопасной бритвой голову.

И не знал, и не ведал, и не подозревал о воистину трагико-драматических событиях, поджидающих меня за углом, как своего свидетеля и соучастника.

Вот. Шел. Аза углом, во дворе гастронома № 1 "Диетпитание", где обычно происходит в порядке очереди продажа куриного яйца из ящиков со стружками, как всегда, толкался различный народ, желающий продажи.

Видите ли, это, может быть, в Москве или в Ленинграде куриное яйцо продают свободно и на каждом углу, а у нас яйцо очень любят есть, поэтому и стоят за ним в очереди за углом во дворе гастронома № 1 "Диетпитание".