Ник Кейв - Смерть Банни Манро

Банни-младший сидит на диване, вырубленный телевизором, и сжимает коленями огромную бутылку кока-колы. У него заболевание, которое называется блефарит, или хроническое воспаление век, или как-то так, а гормональные глазные капли закончились. Его веки покраснели, припухли и покрылись язвочками, и мальчик думает, что надо будет как-нибудь найти подходящий момент и сказать об этом отцу — может, он купит еще капель. Банни-младший рад, что все ушли. Полиция. Санитары “скорой помощи”. Ему надоело, что они все смотрели и смотрели на него и шептались в коридоре так, как будто он глухой или типа того. Изза них он думал о маме, а каждый раз, когда он думал о маме, он чувствовал себя так, будто вот-вот провалится куда-то в центр мира. Они, не переставая, спрашивали, как он, а он всего лишь пытался посмотреть телевизор. Ну неужели нельзя дать человеку хоть немного покоя?

Он замечает, что в гостиную входит отец, а Банни-младший как раз только-только вспомнил, что забыл принести ему еще пива из холодильника. И как это он мог забыть? Лицо отца похоже на серый войлок. И походка какая-то другая, как будто бы он не вполне уверен, в чью гостиную только что вошел, как будто бы слегка задремал на ходу. — Ну и где мое пиво? — спрашивает Банни, как в замедленной съемке опускаясь на диван рядом с Баннимладшим.

— Пап, я забыл, — говорит Банни-младший. — Телевизор был включен. Рукав одного из выброшенных свитеров Банни безвольно свисает с телевизора, частично загораживая экран, который показывает что-то вроде выпуска новостей с участием жирафа, лежащего без движения на боку в вольере лондонского зоопарка. Вокруг собралось несколько служащих и врачей в резиновых сапогах, и над телом жирафа поднимаются арабески дыма.

— Зачем ты это смотришь? — спрашивает Банни, имея в виду новости, — он не знает, что еще уместно было бы сказать. Мальчик быстро моргает, чтобы глазам стало немного полегче, вытирает лоб тыльной стороной ладони и говорит:

— В жирафа ударило молнией, пап. В зоопарке. В африканских степях такое часто случается. Они все время ловят молнию. Как громоотводы. Стоят себе, занимаются своим делом — а через минуту от них уже остался один кисель. Банни слышит сына, но голос доносится до него как будто бы откуда-то издалека, а из его собственного желудка раздается глухое урчание, и Банни вспоминает, что с самого завтрака ничего не ел и, вероятно, голоден. Он берет одну из коробок с пиццей, стопкой стоящих на журнальном столике, и открывает ее. Водит ею перед носом.

— Давно они тут? — спрашивает он.

— Не знаю, пап, — отвечает мальчик. — Может, лет сто? Банни принюхивается.

— Пахнет нормально, — говорит он, сворачивает кусок пополам и заталкивает себе в рот. — И на вкус тоже ничего, — добавляет он, но получается что-то невразумительное. Банни-младший тянется к коробке и тоже берет кусок.

— Очень вкусно, пап, — говорит он, и на мгновение невнятные звуки телевизора сближают отца и сына, и они молча сидят вдвоем на диване. Некоторое время спустя Банни указывает на возвышающуюся перед ними на журнальном столике башню из коробок пиццы. В пальцах у него зажата горящая сигарета, рот набит пиццей, на лице — вопросительное выражение, он собирается что-то сказать и продолжает жевать, все так же указывая на коробки с пиццей.

— Наверное, мама оставила это для нас, пап, — говорит Банни-младший и в это мгновенье чувствует, как огненный центр земли начинает вытягивать из него внутренности, и тогда он быстро закидывает ноги на диван с такой силой, что с них слетают тапочки. Банни смотрит на сына и вместо ответа кивает, глотает и упирается взглядом в телевизор.

Когда наступает вечер, Банни-младший говорит отцу:

— Мне, наверное, пора спать, пап.

— А, да, — отвечает Банни, сейчас очень похожий на зомби. — Давай, — добавляет он чуть позже. Мальчик надевает тапочки, которые ему очень велики.

— Обычно в это время я уже давным-давно сплю, — говорит он и трет кулаками воспаленные, слезящиеся глаза. — Глаза разболелись, — добавляет он.

— Ладно, Кролик, а я, пожалуй, еще посижу, — говорит отец и рисует рукой в воздухе размытый круг — Банни-младший понятия не имеет, что бы мог означать этот жест.

— Ну, тогда я пошел, пап, — говорит мальчик, встает, смотрит на отца и видит, что того снова поработил телевизор. Два намазанных жиром гладиатора на стероидах, одетые в спандекс, колотят друг друга пенопластовыми дубинами. На лицах у них маски, поэтому невозможно догадаться, кто это дерется — мужчины или женщины. Банни-младший размышляет, не сесть ли ему обратно на диван, чтобы в этом разобраться, но решает, что все же не стоит, и говорит: