Егор Радов - Бескрайняя плоть

— А мне нравится Звездюк! — почему-то вслух сказал Зудов, яростно вспомнив единственную театроведшу в Перебзделкино, которую там держали исключительно из гуманности — старая, дряхлая бабушка, сама скоро околеет, но до того речистая и несгибаемая в вопросах морали и красоты, что не раз вставал вопрос о том, что пора бы её и выпереть — денег-то она не платила почти никаких, жалкие гроши, но ей во всём шли на встречу, сохраняя её, будто музейный экспонат.

— А её ведь и держат, как экспонат! — понял вдруг Зудов. — А я и не въехал сперва…Ну конечно же, дополнительная реклама для пансионата: живой деятель искусствоведения, приятно разным молоденьким миллиардерам! Но последний раз, как же она, стерва, в меня вцепилась, именно, кажется, из-за Анатолия Звездюка, или из-за Даймонда Джонса — тоже классные боевики пишет, хоть и американец…Достала, старая дура! Читайте, говорит, классику, Белинского и Гоголя…А чего её читать? В школе уже прошли, а по Белинскому я недавно видел крутой авангардный наворот по видео, я этих вещей не понимаю, но всё должно быть! Кому-то такое нравится. Я вот уважаю чужие мнения, не то что эта старая пидараска! Ой, что-то я сам с собой разговорился, совсем уже дошёл, надо сходить к психосинтетику…

Захар Захарович действительно почти перестал следить за дорогой и чуть не въехал в цветочницу, обложенную розами со всех сторон, совсем как реклама банка «Жизнь», и цветочница тут же изрыгнула из себя длиннющее злобное матерное восклицание и показала Зудову свой маленький, плотный женский кулачок.

— Пошла ты!.. — огрызнулся Зудов и умчался дальше.

3. 3. ехал сквозь родной город, которому было как будто бы совершенно безразлично его существование тут, или же его полнейшее отсутствие: но всё равно ведь Родина — это твоя мать, строгая, либо наоборот ласковая, словно проститутка, которой оплатили четырёхкратную сумму за разыгрываемую ею любовь; и она — даже в самом крайнем из случаев — самое родное, родственное, наиближайшее тебе существо, почти как любимая майка фирмы «Тело», или футболка концерна «Онадаст»! Не греши на землю родную, не гадь, где живёшь; ну а если узришь что-либо плохое, почуешь родную вонь — так закрой на это глаза, зажми нос, закупорь уши (используя, конечно же берушу "Бетховен"!), ибо вонь эта — своя, собственная, находящаяся рядышком с твоими чувствами и помыслами, и она, точно личные штаны, почти всегда с тобою, на тебе, вблизи, совсем как пейджер "Ауууууууу!..", либо модный ныне подтрусник.

Зудов так задумался над этими душещипательными вещами, что и не заметил, как уже приехал и оказался прямо у входа в большой, розово-зеркальный небоскрёб, на двадцать втором этаже которого располагался его, истинно родной и всамделишно близкий, "жужуинвест".

Облаченный в свой роскошный костюм, Захар Захарович поднимался ввысь в прозрачном оргстеклянном лифте фирмы "Бах!", которая, разумеется, была вне любой конкуренции: фотоснимай сколько влезет — алиби обеспечено в наилюбом из случаев, ибо тебя видно отовсюду, как некоторые иконы, которые, как к ним ни подойди, настырно и продирающе до самого мозжечка, смотрят тебе прямо в глаза; поэтому, ежели заказать убийство конкурента, а в том числе и из фирмы "Бах!", можешь в это самое время смело подыматься в лифте обнажённым для любого взора, словно микеланджеловский Давид, или выставляемый в Сбербанке на главном месте незыблемый курс рубля.

Итак, З. З. Зудов поднимался вверх в лифте, бодрый и по-утреннему всамделишно серьёзный, будто одетый в цвета морской волны пиджак, вечно готовый драться и стрелять в бандитов, или случайных сумасшедших, внушительно-спортивный банковский охранник, либо президент какой-нибудь кавказской страны на приёме у российского подъесаула. С ним ехало пятеро секретарш и вечно ласковый официант здешней общей межофисной столовой, постоянно, словно американец, у всех спрашивающий: "Как дела?"

— Чудесно! Я помыл руки вашим мылом и они до сих пор им пахнут со вчерашнего моего ночного туалета! — на этот раз ответил ему Зудов.

В ответ официант снисходительно улыбнулся, покопался в широком кармане своих отутюженных женою брюк и вытащил Зудову сосательную палочку "Вафля".

— А девушкам?… — укоризненно спросил Зудов, мгновенно засосав палочку.

Официант смутился, покопался вновь, нашёл только носовой платок со следами единственного смарка, потом мягко ухмыльнулся и тихо, нараспев, молвил: