Сигрид Унсет - Йенни

В этот вечер Франциска возвратилась домой прежде, чем он ушел. С Рождества он мало видел ее, но он все-таки заметил, что она к нему совершенно равнодушна. Не могло быть и речи больше о каких-нибудь капризах с ее стороны, она не притворялась, она просто не замечала других людей. Видно было, что ее всецело поглощает какая-то мысль. Иногда она ходила точно во сне.

Несмотря на это, Хельге продолжал видеться с Йенни и в траттории, где она обыкновенно обедала, и в ее собственной комнате. Он сам не отдавал себе отчета, зачем он это делает. Для него просто стало потребностью видеть ее.

Однажды вечером Йенни вошла в комнату Франциски, чтобы взять бутылку со скипидаром. Франциска имела обыкновение брать у Йенни все, что ей было нужно, но никогда ничего не возвращала. Йенни остановилась в испуге посреди комнаты. Ческа лежала на кровати и глухо рыдала в подушки. По-видимому, она тихо прокралась к себе в комнату, так как Йенни не слышала, когда она пришла.

– Милая… что с тобой? Ты больна?

– Нет… Ах, уйди, Йенни, уйди, милая… Нет, нет, я ничего не скажу, я знаю, что ты скажешь, что я сама виновата во всем.

Йенни поняла, что лучше с нею пока не разговаривать, что это ни к чему не приведет. Но когда пришло время пить чай, она подошла к двери и позвала Франциску. Та поблагодарила и ответила, что ей ничего не надо.

Поздно вечером, когда Йенни уже лежала в постели с книгой в руках, Ческа вдруг вошла к ней в ночной рубашке. Лицо у нее было красное и распухло от слез.

– Можно мне прилечь к тебе, Йенни?… Я не могу уже больше оставаться одна.

Йенни подвинулась и дала место подруге. Ей не очень-то нравилась привычка Франциски приходить к ней и ложиться в ее постель, когда у той бывало слишком тяжело на сердце, но у нее не хватало духу отказывать ей в этом маленьком утешении.

– Нет, нет, читай, Йенни… Я не буду мешать тебе… Я буду лежать совсем тихо вот тут, у стенки.

Йенни притворилась, будто читает. Время от времени Франциска тяжело и прерывисто вздыхала, как вздыхают дети после сильного плача. Наконец Йенни спросила:

– Погасить лампу или лучше оставить ее гореть?

– Нет, лучше погаси.

В темноте Франциска обхватила шею Йенни руками и с новым приступом слез рассказала ей, что она опять ходила гулять в Кампанью с Иеррильдом. Он поцеловал ее. Сперва она ограничилась тем, что слегка побранила его, потому что думала, что это была глупая шутка с его стороны. Но потом он стал таким противным, что она рассердилась.

– А потом он стал требовать, чтобы я пошла с ним в гостиницу ночевать. Он говорил об этом так спокойно, словно приглашал меня зайти в кондитерскую. Я пришла в ярость, тогда и он разозлился. И вот он наговорил мне таких гнусностей, таких… – С минуту она молчала, все ее тело дрожало, словно в лихорадке. – И потом он сказал… ты понимаешь… про Ханса… что Ханс все рассказал ему, когда показывал мою фотографию… так что Иеррильд подумал… ты понимаешь, Йенни… – Франциска крепче прижалась к Йенни. – Нет, теперь я уже покончу с этим… я перестану наконец любить этого негодяя… Ну, само собою разумеется, Ханс не сказал моей фамилии, – прибавила она, немного помолчав, – и он не мог предположить, что Иеррильд встретит меня. Или узнает меня по фотографии, на которой я снята в восемнадцать лет.

Семнадцатого января был день рождения Йенни. Она и Франциска решили отпраздновать этот день в компании и пригласить несколько человек в маленькую остерию на Виа Анниа Нуова. Они пригласили Алина, Хеггена, Грама и фрекен Пальм, молодую датчанку, сестру милосердия.

Все маленькое общество вышло из трамвая и попарно пошло по белому шоссе, ярко освещенному солнцем. В воздухе уже пахло весной. Бурая Кампанья уже окрасилась в серо-зеленоватый цвет. Маленькие полевые цветочки, которые едва-едва цвели зимою, теперь набрались новых сил и цвели во множестве. Зелень на кустах становилась заметно гуще и темнее.

Жаворонки издавали свои серебристые трели где-то высоко в голубом воздухе. От земли шли теплые испарения, над городом повисла легкая дымка. Сквозь стройные своды акведуков виднелись Альбанские горы с белыми селениями, покрытыми фиолетовой дымкой.

Йенни и Грам шли впереди. Грам нес светло-серый плащ Йенни. Она сияла красотой в своем черном шелковом платье. До сих пор Грам всегда видел ее в сером платье или в костюме с блузками. Сегодня же ему казалось, что с ним рядом идет совсем незнакомая женщина. Ее фигура, обтянутая черным шелком, казалась стройнее; на груди был четырехугольный вырез, цвет лица казался еще ослепительнее, а волосы сверкали золотом, на ней была черная шляпа с большими полями, которую Хельге видел уже раньше, но на которую он не обратил внимания. Этот туалет дополняло ожерелье из розовых кораллов, которое выглядело особенно эффектно, благодаря черному платью.