Тадеуш Доленга-Мостович - Знахарь

Однажды Антоний отправился в аптеку в Радолишках в надежде, что там отыщет это средство. Однако аптекарь, потеряв терпение из-за длинных объяснений и не догадавшись, о какой траве ему толкуют, просто выставил Антония за дверь. Сделал он это весьма охотно, ведь чем больше знахарей водилось поблизости городка, тем меньший был оборот в аптеке. Успех, которым пользовался этот знахарь с ближайшей мельницы, колол глаза и местному доктору Павлицкому, и аптекарю. А про успех Антония молва шла весьма широкая и лишала их пациентов даже из самого городка.

Когда во время весенней оттепели люди стали чаще болеть, а у доктора Павлицкого пациентов больше не стало, он посоветовался с аптекарем и решил действовать. Написал пространное донесение старосте и уездному врачу, жалуясь на все увеличивающееся количество знахарей, а также попросил предпринять какие-то официальные шаги относительно этого. Но администрация работала медленно и ответ все не приходил. Между тем произошел еще один случай, который буквально привел доктора Павлицкого в бешенство. Однажды прислали за ним лошадей из Ключева. Барин из Ключева, господин Киякович, страдал от камней в почках и часто вызывал к себе врача. Бричка из Ключева обычно приезжала очень рано. И бывало это следствием давно известной цепочки событий. Господин Киякович вечером приглашал соседей на бридж и не мог удержаться и не опрокинуть за игрой пары стаканчиков, а ночью неизбежный, как аминь в конце молитвы, приходил приступ, и на рассвете кучер Игнаций на паре самых быстрых гнедых отправлялся за доктором.

На сей же раз он явился только во второй половине дня. Посему доктор Павлицкий, уже усевшись в бричку, начал выпытывать, как так вышло. Добродушный Игнаций, видимо, особо не задумываясь, кому и что он говорит, а может, желая сделать назло доктору, всегда забывавшему про чаевые, рассказал все честно. Оказалось, что его послали, как и всегда, на рассвете, только не за господином доктором, а к тому знахарю, Антонию Косибе, который у мельника под местечком живет.

– Как это? – возмутился доктор. – Тебя за знахарем послали?

– А за знахарем.

– Видно, господину Кияковичу на тот свет попасть невтерпеж.

– Да не так, чтобы невтерпеж. Только говорят, что уж если тот знахарь берется лечить, то любую немочь как рукой снимает.

Лекарь рассвирепел:

– Что за темнота! Беспросветная темнота! Неужели вы не понимаете, что довериться обычному дурню, который не только о медицине, но даже и об анатомии никакого понятия иметь не может, это просто опасно для жизни больного?

– Мы-то все понимаем, – пробормотал кучер.

– Я вот сейчас объясню тебе. Допустим, заболел у тебя лучший конь. К кому ты обратишься? К ветеринару или к первому попавшемуся дураку, который не отличит, где у коня хвост, а где голова?

Игнаций рассмеялся.

– Да кто ж это различить не сумеет… И чего это ради я допущу, чтоб у меня конь заболел?.. Если лошадь хорошая и ты заботишься о ней, то какие там немочи к ней пристать могут? Не сглазить бы только.

Доктор Павлицкий лишь рукой махнул, но вскоре, однако, заговорил снова:

– Вот видишь, у тебя ж хватило разума за мной приехать, а не к знахарю.

– А что мне оставалось делать? Вернись я с пустой бричкой, так господин барин дал бы мне по мордасам. Вот я и рассудил: если тот не желает, так поеду хоть за господином доктором.

– Кто это не желает?

– Да этот… знахарь Мукомолов.

– Как это не желает?

– Так не захотел он поехать. У меня, грит, времени нет к вашим барам кататься. Не видишь, что ли, грит, сколько больных дожидается?.. Он так сказал, а я смотрю: и правда, куча народу. Точно на рынке в четверг. Тогда я ему толкую, что барин, мол, заплатит ему больше, чем все они тут вместе взятые, только бы помог ему, известное дело. Так он в ответ: если барин заболел, пусть приедет сюда, как и другие. А деньги мне ни к чему… Что мне оставалось делать?.. Развернул я бричку, вот и весь сказ. Я ж и сам знаю, что он денег не берет.

– Но продукты-то берет, – настаивал Павлицкий.

– Нет, продукт тоже не берет! Вот масло, яйца или там колбаски. Он не жадный.

Врач только челюсти сжал. А приехав в усадьбу, даже не стал упрекать господина Кияковича, но на обратном пути велел Игнацию свернуть к мельнице.

Перед мельницей, а точнее, на дворе около пристройки, стояло с полтора десятка телег и фурманок. Распряженные кони флегматично жевали сено. На возах лежали больные. Семь или восемь мужиков, сидевшие на бревнах у хлева, курили папиросы.