Марк Салливан - Под алыми небесами

– Страшно подумать, что бы ты делал в реальной гонке, – сказал Пино, когда они остановились у вокзала.

Аскари усмехнулся:

– Еще не вечер, как говорит мой дядя. Вернешься летом? Чтобы закончить обучение?

– Хотелось бы, – сказал Пино, покачивая головой. – До встречи, мой друг. И держись подальше от обочины.

– Непременно, – сказал Аскари и рванул с места.

Пино спустился с большой высоты в низину, где было почти на тридцать градусов [12] Имеется в виду – по Фаренгейту: 1 градус разницы температур по Фаренгейту = 0,556 °С. теплее, чем в Мотте. В Кьявенне распускались цветы. В воздухе висели их аромат и пыльца. Весна в Южных Альпах не всегда такая сказочная, отчего Пино с еще большей неохотой покупал билет. Показав документы немецкому солдату, он сел в поезд, направляющийся в Комо и Милан.

Первый вагон, в котором он оказался, был наполнен итальянскими солдатами. Пино вышел и двинулся вдоль состава в поисках вагона, где не было бы столько народа. Найдя такой вагон, он вошел, снял рюкзак, и, чувствуя сонливость, положил его под голову и уснул.

Три часа спустя поезд остановился на Центральном вокзале Милана – вокзал тоже бомбили, но разрушений было не много. Вот только теперь пассажиров проверяли не итальянские, а немецкие солдаты. Немцы все взяли под контроль. Пино прошел по платформе через вокзал, держась подальше от итальянских солдат с поезда, потом увидел немецких солдат, презрительно поглядывавших на итальянских.

– Пино!

Навстречу ему бежали отец и дядя Альберт. Оба они сильно постарели по сравнению с тем, какими он запомнил их на Рождество, волосы на висках поседели, щеки впали, кожа посерела.

– Альберт, ты посмотри, как он вымахал! – воскликнул Микеле.

Дядя Альберт смотрел на Пино, разинув рот.

– Семь месяцев – и ты из мальчика превратился во взрослого мужчину. Чем тебя кормит отец Ре?

– Брат Бормио – великий повар, – сказал Пино, глуповато усмехнувшись.

Ему льстили их слова. Он был так рад видеть их обоих – даже забыл, что расстроен.

– Почему ты меня вызвал, папа? – спросил он, когда они вышли на улицу. – Мы делали важное дело в «Каса Альпина», хорошее дело.

Лицо дяди помрачнело. Он отрицательно покачал головой и сказал вполголоса:

– Мы не будем говорить о плохих или хороших делах здесь. Подождем немного, ладно?

Они взяли такси. После десяти с половиной месяцев бомбардировок Милан стал похож на поле боя. В некоторых районах почти семьдесят процентов зданий превратились в руины, но по улицам все еще можно было проехать. Вскоре Пино понял почему. Десятки сутулых людей с пустыми глазами, облаченных в серую форму, очищали улицы – кирпич за кирпичом, камень за камнем.

– Кто они? – спросил он. – Эти в сером?

Дядя Альберт положил руку на колено Пино, показал пальцем на водителя и отрицательно покачал головой. Пино обратил внимание, что водитель постоянно поглядывает в зеркало заднего вида, и понял: пока они не доберутся до дома, спрашивать о чем-либо бесполезно.

Ближе к Дуомо и Сан-Бабиле сохранилось больше домов. Многие без единой царапинки. Они проехали мимо канцелярии кардинала. Перед воротами стоял немецкий штабной автомобиль, генеральский, судя по флажку на капоте.

На улицах вокруг собора было много высокопоставленных немецких офицеров и их автомобилей. Им пришлось выйти из такси и пройти в Сан-Бабилу через укрепленный пропускной пункт, обложенный мешками с песком.

Предъявив документы, они молча прошли по одному из самых малоповрежденных районов Милана. Магазины, рестораны и бары были открыты, там сидели немецкие офицеры и их женщины. Отец Пино повел их на Корсо дель Литторио, приблизительно в четырех кварталах от прежнего дома; это все еще был район моды, но ближе к Ла Скала, «Галерее» и Пьяцца Дуомо.

– Приготовь еще раз документы, – сказал отец, доставая свои.

Он вошли в здание и тут же наткнулись на двух эсэсовцев, что удивило Пино. Неужели немцы охраняют все здания в Сан-Бабиле?

Часовые знали Микеле и дядюшку Пино, их бумаги они почти не смотрели. А документы Пино разглядывали долго и пристально, потом пропустили их всех. Они вошли в кабину лифта. Когда проезжали пятый этаж, Пино увидел еще двух часовых перед дверью. Вышли на шестом этаже, прошли в конец короткого коридора и вскоре оказались в новой квартире Лелла. Она была гораздо меньше их дома на Виа Монтенаполеоне, но ее уже уютно обставили. Повсюду Пино узнавал руку матери.